вырезок.
Эти картинки всегда трогали меня. Я понимал, что людям, приносившим их, было совершенно безразлично, какая на мне форма, они хотели получить автограф Андрея Канчельскиса, и цвет футболки их абсолютно не волновал. Почему-то мне кажется, что такое невозможно ни в одной другой стране. Скажем, в Италии, если бы я сперва играл за «Фиорентину», а потом перешел в «Ювентус» или «Милан», то любой болельщик моего нового клуба, попадись ему моя фотография в прежней команде, попросту разорвал бы ее на мелкие кусочки. Он бы не допустил, чтобы в его коллекции оказалась открытка пусть даже любимого игрока, но в других цветах. В Англии, как я убедился, к этому относятся совсем иначе.
Итак, «Эвертон» осенью 96-го начал понемногу сдавать свои позиции. Джо Ройл безуспешно пытался усилить команду, без устали споря с директорами. Я, как мог, пытался поддержать тренера, поскольку понимал его правоту.
Должно быть, мои успехи в предыдущем сезоне повысили мнение Ройла о российских футболистах, потому что он был не прочь заполучить кого-либо из моих соотечественников. По моему совету он обратил внимание на Витю Онопко, который тогда играл в «Овьедо», а еще к нам приезжал на смотрины Игорь Добровольский, но всем этим планам не суждено было сбыться из-за упрямства руководства.
В итоге Ройл в скором времени окончательно испортил отношения с директорами и был вынужден уйти. Правда, я ушел еще раньше, и мои отношения с руководством тоже были в тот момент далеки от идеала.
В ноябре общий спад команды совпал и с моими проблемами. Я долго и серьезно болел, подцепив какой-то вирус. Болела вся моя семья - и Инна, и Андрюша. Вирус оказался какой-то цепкий, и избавляться от него пришлось долго. А тут еще пресса, как всегда в самый неподходящий момент, начала непонятную кампанию против меня.
Поводом для этого стало одно из моих интервью, в котором я попытался поддержать нашего тренера в его стремлении укрепить состав. Уж не знаю, что стало первопричиной того, что мои слова появились на страницах газет в совершенно искаженном виде. Быть может, я сам неудачно сформулировал свою мысль, а может, всему виной неточный перевод. В то время я вполне мог объясниться по-английски во всех бытовых ситуациях и дать короткое интервью прессе или телевидению, но во время более обстоятельных и серьезных разговоров с журналистами предпочитал пользоваться помощью переводчика - во избежание недоразумений. Впрочем, в том случае избежать недоразумений не удалось, но перевод здесь, возможно, ни при чем.
Когда меня спросили об уровне и возможностях «Эвертона», я ответил, по-моему, весьма взвешенно и трезво. Сказал, что мне очень нравится команда, что я прекрасно отношусь к партнерам и тренерам, что мечтаю добиться с клубом больших успехов. Но при этом заметил, что нужно реально и объективно оценивать собственные возможности, понимать, на что ты способен, а на что - нет. И если хочешь повысить планку, нужно работать в этом направлении, усиливать состав, приобретать хороших игроков. Конечно, говорю, если бы у нас была возможность купить пять-шесть исполнителей мирового уровня, мы могли бы мечтать о достижениях совсем другого порядка. Но если такой возможности нет, значит, нужно трезво смотреть на вещи и сознавать, где предел твоих возможностей.
В общем, как видите, я говорил все то, что говорил и Джо Ройл нашему руководству. И я надеялся, что это интервью поможет тренеру, что общественное мнение окажется на его стороне. Но на деле вышло совсем не так.
Наверное, любое явление в жизни можно объяснить по-разному - так, как это выгодно тому, кто объясняет. Помните знакомую с детства дилемму: стакан наполовину полный или наполовину пустой? Или популярный анекдот про забег двух соперников, в котором один занял почетное второе место и получил большую серебряную медаль, а другой пришел к финишу предпоследним?
Вот и любые слова, особенно при переносе с устной речи на бумагу, можно перевернуть с ног на голову. Вам показалось что-либо крамольное в том, что я говорил журналисту? Нет? Мне тоже. Но когда я увидел газету, у меня волосы встали дыбом. Началось все с заголовка: «Канчельскис считает «Эвертон» не более чем посредственным клубом». И дальше понеслось: мол, я считаю, что игроки у нас плохие, что половину из них нужно срочно заменить, что в таком составе мы ни на что не способны и т. д. и т. п.
И вот что интересно: по сути, журналист ничего за меня не выдумывал. Он действительно изложил то, о чем мы с ним говорили, но как?! Во многих случаях то, как ты говоришь, не менее важно, чем то, что ты говоришь, а иногда и в сто раз важнее.
Сейчас, пользуясь случаем и имея, так сказать, собственную трибуну, я, возможно, сумею убедить вас, незаинтересованных и посторонних наблюдателей, в том, что это интервью было ничем иным как полным извращением всех моих мыслей - с первой до последней строки. Могу привести и какой-нибудь логический довод: скажем, может ли человек в здравом уме называть свою команду посредственной, а партнеров бездарными? Даже если бы я действительно так считал, разве стал бы я ни с того ни с сего портить отношения с теми, с кем мне предстояло каждый день сталкиваться в жизни?
Да, вам-то я могу это объяснить, но мог ли я объясниться тогда с каждым партнером, который, прочитав эту статью, конечно же, имел полное право обидеться? И с каждым болельщиком, который имел основания считать, что я просто плюнул ему в душу? И с тренером, которому я хотел помочь, а вместо этого якобы раскритиковал созданную им команду?
К счастью, и Джо Ройл, и многие ребята, видимо, были привычны к подобному поведению прессы, и я не могу сказать, что эта публикация сделала меня их врагом. Но сам я был совершенно выбит из колеи, учитывая к тому же, что продолжительная болезнь тоже не способствовала поднятию духа.
Газетчики же продолжали свое дело, словно по чьему-то заказу поведя против меня целенаправленную кампанию. Однажды, к примеру, мне задали безобидный вопрос: «А не хотели бы вы поиграть в Италии, чья лига считается сильнейшей в Европе?» Я искренне, без задних мыслей, ответил: «Да, итальянский футбол очень силен, и мне было бы интересно когда-нибудь проверить в нем свои силы». В итоге появилась статья: «Канчельскис хочет уехать в Италию». Как водится, появились и различные домыслы: мол, то «Милан» интересуется мною, то «Фиорснтина».
Хотя тот факт, что несколько позже я действительно оказался в «Фиорентиие», причем совершенно неожиданно для самого себя, заставил меня задуматься: а может, это были и не домыслы вовсе? Не берусь судить. Возможно, уже тогда клубы вели втайне от меня какие-то переговоры. Но одно могу утверждать точно: никакой моей инициативы в этом не было.
Несмотря на все проблемы, нужно было продолжать жить и играть. Как я уже сказал, в конце осени дела у нас шли неважно, но иногда нам все-таки удавалось демонстрировать отличный футбол и радовать наших болельщиков. Так было, например, 16 ноября, в день, когда исполнялось ровно два года со дня прибытия Джо Ройла на «Гудисон Парк». Мы принимали «Саутгемптон» и преподнесли своему тренеру прекрасный подарок в виде крупной победы -7:1. Я забил два гола (один из них головой), но героем матча стал Ник Бармби, только что перешедший к нам за 5,7 миллиона фунтов и побивший мой трансферный рекорд. А наше преимущество было столь велико, что в перерыве Джо Ройл произвел замену вратаря, дав отдохнуть нашему первому номеру Невиллу Саутхоллу.
Примечательно, что в тот день нашим соперником был «Саутгемптон». Наша победа напомнила о тех днях, когда молодой Ройл сам выступал за «Эвертон». Было это двадцатью пятью годами раньше, и однажды наш будущий тренер забил «Саутгемптону» четыре гола и «Эвертон» выиграл - 8:0.
Такие матчи, конечно, имели право войти в историю, но, увы, были для нас редки. В основном же результаты мы показывали весьма бледные и особой надежды на повторение успеха предыдущего сезона не имели. В итоге весной 97-го «Эвертон» занял в премьер-лиге лишь 15-е место. Но меня в тот момент в команде уже не было.
Мой переход в «Фиорентину» был осуществлен внезапно и стремительно, словно в каком-то детективном романе.
Заканчивался январь 97-го, я не играл, так как залечивал небольшую травму, и регулярно появлялся на базе для встреч с доктором. В один из таких дней на базу позвонили из клуба и передали мне, чтобы я, закончив процедуры, не уезжал в Манчестер, а остался неподалеку, где-нибудь в Ливерпуле.
Не знаю, чем была вызвана такая просьба, ведь Манчестер не так уж далеко, но я не стал выяснять, а отправился к доброму другу и помощнику Джорджу Скэнлону.
Мы познакомились в Джорджем после моего приезда в «Манчестер Юнайтед». Это очень
