ровно в час полицейский отвел меня в тюрьму.
— О! — воскликнула обрадованно Бриссо. — Ваши слова помогли мне вспомнить… это было давно, но теперь я припоминаю…
— Что? — спросил граф поспешно.
— В час ужин был кончен, и Шароле предложил нам покататься в санях на Версальском пруду. Решили ехать сразу же и кататься при факелах. Тогда было очень холодно, и вода замерзла. В ту минуту, когда мы садились в экипажи, шевалье де Ла Морлиер был арестован.
— Это правда, — сказал Морлиер, — я теперь вспомнил все подробности. Я вышел из дома и ставил уже ногу на подножку кареты, когда полицейский показал мне свое предписание. Сопротивляться было глупо — я повиновался, а Шароле, Лозен и Фиц-Джемс, сидевшие в первом экипаже, весело расхохотались, пожелав мне спокойное ночи.
— Я сидела в том экипаже, в который садились вы, — продолжала Бриссо, — возле меня сидели де Рие, а напротив барон де Монжуа. Когда вас арестовали и увезли, смех прекратился. Монжуа выскочил из экипажа, говоря нам:
— Мы довольно смеялись. Теперь надо помочь Морлиеру приехать к нам в Версаль. Я берусь за это!
Потом мы все уехали, а барон остался освобождать Морлиера.
— Он это сделал только полгода спустя, — заметил Морлиер.
— Итак, Монжуа остался один? — спросил граф.
— Да.
— В котором часу на другой день вы возвратились в свой домик, Бриссо?
— Я вернулась только через неделю.
— Как это?
— Покатавшись по пруду, мы устали. Граф де Шароле радушно принял нас в своем версальском особняке, мы отдохнули несколько часов, а потом вместо того чтобы поехать в Париж, отправились в замок Фоссез, где собирались поохотиться. В замке мы пробыли целую неделю.
— И все было в порядке в домике, когда вы вернулись?
— Все было как обычно.
— И вы ничего не узнали? Слуги ничего вам не рассказали?
— Я узнала, что де Монжуа отправил четырех слуг освободить Морлиера. Он остался один с горничной, но я узнала потом, что эта девушка, вступившая в любовную связь с Сен-Клодом, камердинером графа де Шароле, ушла из дома тотчас после моего отъезда.
— Так что в эту ночь Монжуа оставался один в вашем доме?
— Я так думаю, но сказать наверняка не могу.
— И вы не имеете никаких других сведений?
— Никаких, месье.
— Вы мне сказали все, что знали, Бриссо?
— Решительно все, граф.
— Но ведь вы встречали потом Монжуа?
— Часто, и даже накануне того дня, когда его нашли мертвым, с пронзенной грудью.
— Он был убит на дуэли?
— Кажется.
— Известно кем?
— Этого не смогли выяснить, — отвечал Морлиер. — Когда нашли его труп, барон был мертв уже несколько часов: он получил шпагой довольно странный удар.
— Почему странный? — спросил граф.
— Обыкновенно удар шпагой наносится сверху вниз или прямо вот таким образом…
Морлиер приподнялся и сделал рукой несколько движений, как искусный фехтовальщик.
— Но этот удар был нанесен снизу вверх и так косо, что пришлось предполагать, будто его противник стал на колени и уперся о землю левой рукой…
— Вы, стало быть, рассматривали рану? — спросил граф.
— Да. Рие, Лозен и я, прогуливаясь, нашли тело бедного Монжуа. Я как сейчас вижу его, лежащего на сырой земле, хотя тому минуло уже пятнадцать лет… Это было в 1730 году 30 января, в самую годовщину моего ареста!
— У него не было наследников?
— Никаких.
— И родственников не было?
— Ни одного.
— Никто не был ему настолько близок, чтобы постараться за него отомстить?
— Нет. Загадочная смерть Монжуа наделала много шума, но вскоре о ней перестали говорить.
— Вот как!
Произнеся это восклицание, граф А. сделал движение головой, показывавшее, что им овладела важная мысль. Он какое-то время оставался мрачен, задумчив и безмолвен, потом сказал с расстановкой:
— Ла Морлиер и вы, сударыня, обратитесь в последний раз к вашей памяти. 30 января 1725 года, когда вас арестовали, шевалье, барон де Монжуа остался один, решительно один из всех бывших за ужином, кроме вас, Морлиер, так как вас арестовали?
— Один, — подтвердил Морлиер.
— Один — я это знаю точно, — прибавила Бриссо, — потому что все другие находились в Версале.
— И никто из них не отлучался ночью?
— Никто — я за это поручусь.
— Хорошо, — сказал граф и встал.
Он оставался с минуту неподвижен и молчалив, потом сделал знак рукой и сказал:
— Виконт де Сен-Ле передаст вам мои приказания.
Он вышел.
Морлиер и Бриссо удивленно переглянулись, будто спрашивая друг друга: верить ли им тому, что только что произошло? Сен-Ле подошел с непринужденной улыбкой на губах и положил руку на эфес своей шпаги.
— Что за дьявол этот человек? — спросил наконец Морлиер, всплеснув руками.
— Позвольте мне дать вам обоим хороший совет, — сказал Сен-Ле. — Исполняйте в точности все, что вам прикажет граф. Поверьте, это истинно дружеский совет!
XXX
Набережная
Ночь была невероятно темна; на набережной Феррайль ничего не было видно и слышно — лишь глухой рев Сены, потревоженной сильным западным ветром.
На берегу показался силуэт человека. Этот человек шел медленно, закутавшись в плащ и надвинув шляпу на глаза. Он остановился, повернулся и заговорил сам с собой:
— Монжуа умер, его убил я! Рука семнадцатилетнего юноши наказала за преступление гнусного убийцу! Монжуа умер и никого не оставил, чтобы отомстить за себя. Но кто помогал ему совершить преступление?
Незнакомец скрестил руки на груди.
— Монжуа был не один. До сих пор я мог еще в этом сомневаться, потому что не знал, как было совершено убийство, но теперь сомнения непозволительны! Положение веревки, положение скелета…
Незнакомец снова остановился.
— Один человек не мог так замотать веревку и задушить ею… крики жертвы, ее желание защититься… наконец, борьба, та страшная борьба, как бы ни были неравны силы убийцы и его жертвы… Потом, за несколько часов вырыть могилу… зарыть труп… приготовить известь… привести все в порядок… замести все следы… Это невозможно… Один человек не смог бы этого сделать.
Он снова пошел медленной походкой, склонив голову, еще сильнее кутаясь в плащ. Ветер усилился, и под арками Нового моста вода белела от пены.
