леса Бонди на протяжении трех миль. Сегодня вечером я получу первые донесения.
Людовик XV одобрительно кивнул головой.
— Государь, — сказал д’Аржансон, — теперь вашему величеству следует перенестись опять к 31 января, когда случились те странные происшествия. Нужно предоставить слово начальнику полиции.
— Я слушаю, — сказал Людовик XV.
— Чтобы исполнить приказание, отданное мне королем, — арестовать Рыцаря в десять дней, — начал Фейдо де Морвиль, — я обещал большие награды моим агентам. Один из них, по имени Жакобер, попросил у меня особой аудиенции и обязался выдать мне Рыцаря Курятника на следующий день. Он рассказал мне, что случай свел его с двумя сообщниками Рыцаря. Жакобер был прежде вором. До поступления на службу в полицию он состоял в шайке Флорана в Руане. Сообщники Рыцаря подумали, что Жакобер хочет присоединиться к ним, и решили завербовать его. Жакобер вошел в дом на площади Мобер на углу улицы Галанд. Он присутствовал на оргиях разбойников и был принят членом их общества. Он должен был прийти на другой день в восемь часов, чтобы быть представленным Рыцарю Курятника.
Я предоставил Жакоберу возможность действовать и согласился на все, что он требовал для успешного завершения дела; потом я организовал за ним наблюдение таким образом, чтобы у него не возникло подозрений. Я спрятал двадцать пять человек в домах на площади Мобер и еще двадцать пять около монастыря св. Иоанна Латранского. Кроме того, я дал знать начальнику дозорных. Оставалось ждать.
Следующая ночь не принесла никаких известий. Все пятьдесят агентов возвратились утром. Они не видели ничего. Я ждал Жакобера — он не являлся. Что с ним случилось? Был ли он жертвой или изменником — вот что мне хотелось узнать — и не удавалось.
Вчера утром я получил письмо, адресованное не начальнику полиции, а лично мне. Я распечатал его. В нем лежало другое письмо, с официальным адресом и надписью внизу, гласящей: «Именем короля и правосудия, пусть тот, кто поднимет это письмо, препроводит его к начальнику полиции». Без сомнения, письмо было найдено на улице лежащим в грязи, потому что оно все было запачкано грязью. Я узнал почерк Жакобера. Я не мог ошибиться, потому что много раз получал от него донесения. К тому же, чтобы избежать подделки, я дал каждому из моих агентов особый знак — половину печати, вторая половина которой — у меня. У каждого агента своя печать.
Я поспешно распечатал письмо и узнал примету. Вот это письмо.
Фейдо де Морвиль вынул из своего портфеля сложенное письмо и подал его королю. Письмо было измято, запачкано, покрыто желтыми пятнами. Фейдо развернул его и показал Людовику XV странный темно-красный знак в верхней его части.
— Он, очевидно, поставил его своей кровью, — продолжал начальник полиции.
Вынув из портфеля небольшой плоский ящичек, он достал из него печатку, прорезанную насквозь.
Он положил печатку на знак, начертанный на письме, — все пустые места заполнились. Знак на бумаге и печать точь-в-точь подходили друг к другу.
— Я не мог сомневаться, — продолжал Фейдо, — потому что один Жакобер имеет такую печать, и поставлен знак на бумаге точно в условленном месте.
— Очень мудрено! — сказал король.
— Таким образом, — продолжал Фейдо де Морвиль, — я не мог ошибиться, потому что, допустим даже, могли подделать почерк агента, даже похитили его печать, но надо было еще знать именно то место на бумаге, где следовало поставить знак по нашему договору.
— Это вы придумали, мсье де Морвиль?
— Я, государь.
— От души поздравляю вас: очень ловко и весьма искусно.
Фейдо поклонился с выражением крайнего удовольствия.
— Теперь, когда мы знаем, что это письмо от Жакобера, — продолжал Людовик XV, — прочтите его, мсье де Морвиль.
Фейдо начал читать:
«Монсеньор, меня захватили; я скоро умру, но счастливый случай позволил мне написать вам.
Если меня убьют разбойники, захватившие меня, по крайней мере, моя смерть может дать вам драгоценные сведения, и я до последнего моего вздоха постараюсь быть полезным полиции государства.
Если я не ошибаюсь в моих расчетах, хотя я лишен солнца, неба и свежего воздуха, я в заточении уже две недели. Где я? В подземелье, но что это за подземелье — я не знаю. В Париже я или в деревне; огромны ли эти подземелья, или меня водили взад и вперед в продолжение десяти часов только для того, чтобы заставить меня думать, будто эти подземелья так велики — я не могу ответить. Я могу сказать только, что не вижу света и не увижу его никогда. Но жизнь моя уже принесена в жертву, и я буду терпеть тягости моего положения, держа себя в руках до последней минуты.
Вот, монсеньор, что случилось. Вы помните, что 31 января я дал слово выдать Рыцаря Курятника в тот же вечер. У меня было назначено свидание в кабачке на площади Мобер с Исааком и Зеленой Головой, моими прежними приятелями из шайки Флорана, которых я видел накануне, и которые должны были представить меня Рыцарю Курятника для вступления в его шайку. В восемь часов мы должны были встретиться в назначенном месте. Действительно, в восемь часов мы вышли из кабачка, перешли площадь и подошли к дому на углу улицы Галанд. Дверь затворилась за нами; но едва я сделал три шага, как меня сбили с ног, связали и заткнули рот, прежде чем я успел сделать хоть малейшее движение или вскрикнуть. Мне завязали глаза, и четыре сильные руки потащили меня в неизвестном направлении. В первую минуту, когда прошло удивление, я подумал, что мне расставили засаду, зная, кто я. Если так, я погиб, погиб безвозвратно, и должен был вытерпеть всякого рода муки. Потом вдруг в голове промелькнула другая мысль: что, если это испытание — одно из тех испытаний, которые употребляются обычно в сектах. Это было вероятно, и эта мысль возвратила мне спокойствие, так необходимое мне, чтобы выжить в той борьбе, которую, очевидно, мне предстояло вести. Я был не в состоянии сделать ни малейшего движения, не мог ни видеть, ни слышать — я чувствовал только, что меня быстро несут. Это продолжалось довольно долго. Вдруг я услышал пение петуха вдали, потом в ответ — еще, уже ближе. Те, что несли меня, вдруг остановились. Со всех сторон раздавалось беспрестанное кудахтанье. Вдруг меня бросили наземь, и ноги мои погрузились в вязкую грязь. Я сделал усилие, чтобы не упасть и остаться на ногах. Сильный запах птичьего помета ударил мне в нос. Кудахтанье, к которому примешивалось петушиное пение, не прекращалось. Повязку, закрывавшую мне глаза, развязали и вытащили кляп изо рта. Сильный свет ослепил меня. С минуту я ничего не мог рассмотреть, потом огляделся вокруг и изумился. Я думал, что меня принесли в какое-нибудь подземелье или катакомбы, и ожидал увидеть перед собой скелеты и грозные призраки…
Вместо этого я оказался среди огромного птичьего двора. Высокий трельяж окружал огромное пространство. Пол птичьего двора был устлан толстым слоем соломы. Направо был большой колодец. Трельяж составлял только три стороны птичьего двора, а напротив меня был огромный курятник с насестами и гнездами, поддерживаемый толстыми столбами и опиравшийся на высокую стену. В этот курятник вела лестница. Я был один и слышал только кудахтанье. Вдруг в стене курятника отворилась дверь, которую я до этого не приметил, и я увидел очень странную, прямо-таки фантастическую группу из семи существ, которым я не могу и названия подыскать. У этих странных существ были петушиные головы, крылья на спине, тело, покрытое перьями, а руки и ноги — в узких свивальниках. Перья на теле каждого были разного цвета.
Первый был Индийский Петух с черными и белыми перьями, второй — Золотоцветный Петух, с великолепными фазаньими перьями; третий — Мохнатый Петух, с перьями серыми и коричневыми; четвертый — Петух Негр, с совершенно черными перьями и с красным хохолком, пятый — Петух Коротышка, с перьями простого петуха; шестой — Петух Яго, с зелеными и красными перьями; седьмой — Хохлатый Петух, с белыми перьями и двойным хохолком.
Все прыгнули на насест и запели, потом на птичьем дворе воцарилась глубокая тишина. В открытую, дверь вошел человек, который…»
