— Ох, — вздохнул старик, — неужели тебе друзья-единяне ни о чем не рассказали? Хотя оно и понятно, демонские штучки это по их понятиям, а стало быть, незачем и язык поганить. Ну, слушай, у тебя, я гляжу, в ушах пробок нету… Магическую силу из человека можно в камень перелить, и камень такой многое способен. Как это делается, разговор долгий и неприятный, да не о том мы сейчас. Любит наш князь такие камушки, собирает их… Которые сам сделал, которые купил, которые и отобрал. Много у него камней… Целый зал на то отведен, все стены переливаются, от камушков-то. И все как на подбор в себе силу хранят. Но есть у князя и особенные камни, могучие. Их всего-то три, и вся сила их только на один раз… зато и огромная сила. Черный камень, к примеру, может человека куда угодно перенести, хотя бы и в другой Круг.
— Это как же? — заинтересовался Петрушко. — А теория трех душ? Колебания этой самой имну- глонни как же? Не разорвет человека в чужом-то мире?
— Ничуть, — старик поерзал, принимая позу поудобнее. Видимо, болели все-таки раны.
— А почему?
— Почему, знает лишь князь, который сей камень и сотворил, — отрезал старик. — Мнится мне, однако, что-то такое случается с имну-глонни, какое-то превращение, и не страшны ей уже никакая дрожь Кругов. Вот я парнишке про камень-то и рассказал. Какой-никакой, а единственный для него выход. Чем при князе оставаться, лучше уж сразу в петлю… да только хитер князь, и такого не допустит.
— Значит, уважаемый, ты полагаешь, мальчик сейчас по замку шастает, волшебный камень ищет?
— Видать, так, — подтвердил Харриму-Глао. — Ежели бы он просто поплакать убежал, так и нашли бы его давно уже. А он, постреленок, видать, в княжеские покои прямиком. Там колдовская защита особая, не от духов, ее твоим единянам не снять… вот и не находите его. Другое странно, как это ему удалось… при том, что даже малой искорки магического дара у него нет. Разве что сразу ему удалось камень найти, пока еще не хватились его? А уж с камнем-то нипочем не найдете, камень его такой завесью покроет, что и сильный маг не справится… Разве что ежели кто Великого Посвящения.
— Алама, что ли, сюда вызвать? — вслух задумался Петрушко. — Он вроде говорил, у него великое…
— Как же, как же, — ехидно заметил старик, — побежит сюда Алам… Он ведь отступник, проклял он и посвящение свое, и дар свой магический. Целиком все выкинул, отдался Единому. Не пойдет он вспять, не из таковских… Я ведь его, Алама, видал… Ох, давно это было… — на старческих глазах блеснула слеза, и Петрушко опасливо подумал, не начнется ли сейчас вечер воспоминаний. Но нет — старик дернул головой и внимательно взглянул на него.
— А еще у князя Диу есть Белый камень, — проговорил он негромко и со значением.
— И что из этого следует? — в тон ему протянул Виктор Михайлович.
— Тебе бы сей камень пригодился, Вик-Тору, — пояснил старый маг. — Белый камень многое может, к примеру, перенести к тебе человека, которого больше всего хочешь видеть. Откуда угодно — из дальней страны, из другого Круга… Может, даже и из нижних пещер, из страны тьмы смертной, да только правда ли, никому неведомо. Не проверяли. Так что гляди, найдешь камень — он тебе и сына вернет. А уж как потом в свой Круг вернуться, сам решай, камень на том силу свою утратит.
— Да дальше-то как раз понятно, — нетерпеливо отмахнулся Петрушко, — дадим домой Хайяару знать, обменяет Лешку на здешнего юношу, лемгну его. Ты лучше скажи, как мне этот Белый камень найти?
— Ну что я тебе отвечу? — прикрыл глаза старик. — Где князь свои особенные камни прячет, никому не ведомо. Думаю, однако, что у себя в покоях. Вряд ли на виду, и вряд ли без охраны.
— Какая еще охрана? — перебил Петрушко. — Вся охрана у нас в казармах под замком сидит. Пуст замок, ни одного стражника.
— Да не такая охрана, — усмехнулся Харриму-Глао. — Магическая, и единянским молениям, думаю, неподвластная. Да вот только такие камни не очень-то любят лежать в тайнике… есть у них некое подобие воли… Так что, быть может, камень и сам к тебе потянется. Ты, главное, думай о нем неотступно… Вот и все, что могу сказать.
— Что ж, благодарю и за это, — поднялся он с кресла. — Что сделать для тебя, почтенный Харриму- Глао? Я, конечно, не командую хандарами, но думаю, к слову моему тут прислушаются.
— А ничего не надо, — просто ответил старик. — Что нужно тому, кто очень скоро помрет? Тишина. Здесь тихо.
— Это ты брось? Зачем помирать, тут, как мне сказали, есть искусные целители, ты еще не дряхл… зачем ты так, куда торопишься?
— Не тороплюсь я, просто знаю. Мне бы давно уже полагалось спуститься в нижние пещеры, видишь следы пыток? Смертные это пытки, чужак. Да только сие неинтересно князю, нужен я ему был… вот он и приставил ко мне духов земли, воздуха и камня, дабы удерживали они во мне жизнь, а заодно и стерегли. Теперь единяне их прогнали, и все пойдет по естеству… Сегодня я еще увижу закат, а вот будет ли мне завтрашний, сомневаюсь. Это нестрашно, поверь. Это грустно, но истинный человек сильнее своей грусти. Прощай, Вик-Тору. Если ты в кого-то все-таки веришь, пускай тот и поможет тебе. А я устал, я сейчас буду спать… в тепле, в сухости…
И повернувшись к стене, старик замер.
Виктор Михайлович осторожно вышел, тихо прикрыл за собой дверь. Подозвал стражников, отдал несколько коротких распоряжений. И пошел по винтовой лестнице вниз… Вход в княжеские покои был в другой башне.
Он и сам удивлялся своей прыти. Взрослый человек, полковник, муж, отец — а точно мальчишка поверил сказке доброго дедушки… или не очень доброго… очень добрых здесь не бывает по определению. Зверский мир, жестокость у всех в крови. Даже эти слуги Единого, без пяти минут христиане — и то заражены все тем же неистребимым зверством. Пускай трупов во дворе замка немного, но ведь есть они, есть. И ладно бы только княжеские воины, до последнего защищавшие своего господина… кстати, хладнокровно предавшего их господина. Так нет же — к телам воинов добавились и прочие. Старик- управляющий, правая рука князя, самодержец во всем, что касается здешнего хозяйства. Его выдали обозленные рабы, притащили избитого к воеводе, бросили к ногам. И готово дело — вывели старичка во двор, предложили отречься от идолов, а когда тот сухо отказался, поставили на колени и деловито, умело отсекли голову. Потом еще и кассар этот, Харт-ла-Гир. То же самое… ему, говорят, прострелили голову из тяжелого боевого лука, такие на полкилометра бьют… только здесь едва ли десяток метров был… а наконечник стрелы здоровый, пальца в два шириной. Небось, полголовы снесло… Лежит сейчас кассар Харт, накрытый какой-то грубой тканью, и вьются над ним мухи. И все, разумеется, во славу Единого… В самом деле, что же дальше-то здесь будет? Можно понять злосчастных магов, намылившихся в Древесный Круг. Нет, рано, слишком рано принесли этим дикарям монотеизм. Не доросли, не успели еще сами ужаснуться своей жестокости… Впрочем, если допустить на минуту, что Бог действительно есть и действительно достучался до этого мира, то кто он такой, Виктор Михайлович Петрушко, чтобы судить Бога, чтобы чертить Ему график работ? С собой бы разобраться, Лешку бы найти… или хотя бы тот самый сказочный камушек.
Суета за несколько часов уже рассосалась, жизнь входила в новую колею. Разместили воинов, приставили к обычной своей работе слуг — прежде всего поваров и конюхов. Все-таки лишних десять тысяч человек даже для такого огромного замка многовато. Караулы, дозоры, все как положено. И подземная темница тоже не пустует — одних узников выпустили, других посадили. Всех княжеских телохранителей, всех командиров как из личной княжеской дружины, так и размещенного тут тхаранского гарнизона… Потом, видимо, кого-то и выпустят, но пока, из соображений бдительности…
Он прошел через двор, радуясь, что никто из знакомых не попался на пути. Не хватало еще объяснять, куда и зачем идешь. Впрочем, у дверей в княжеские покои стояло двое копьеносцев, но Петрушко, не снисходя до каких-либо объяснений, молча прошел мимо них. Воины, видать, были себе на уме, препятствовать не стали. Небось, все знают, что с загадочным Вик-Тору, другом самого государя, лучше базар не затевать.
Винтовая лестница казалась бесконечной, хотя со двора княжеская башня выглядела не столь уж высокой. Наверное, это нетерпение заставляло его принимать минуты за часы. Он сам понимал, что это
