благосклонно беседовала с мачехой, которая с видом опытной столичной жительницы, указывала на достопримечательности, пересказывала городские легенды, называла обладателей гербов на проезжающих мимо каретах. И перманентно вплетала в свой рассказ бомонд, двор, короля Эдварда и наследного принца Генриха.
Карета с гербом графов д’Шампольон обратила на себя внимание. И тем же вечером в салоне леди Потомак какой-то сплетник с полной уверенностью заявил, что граф решил склонить выю и представиться при дворе. «У него дочь на выданье», – объяснила неожиданную уступчивость высокомерного имперца старая маркиза Барнаби, постоянно державшая в уме всех невест голубых кровей: у нее был сын, завзятый холостяк.
Элегантная леди Потомак, стараясь сделать приятное старой маркизе, уточнила у присутствующих, какое приданное дают за молодой графиней. И тут же выяснилось, что все владения д’Шампольонов отходят единственной наследнице. Маркиза оживилась, как и прочие матери высокородных шалопаев. Кто-то шепотом вспомнил о близком родстве д’Шампольонов с великим императором, куда громче произнесли имя де ла Рошмарироз.
Следующим утром на церемонии официального пробуждения Его Королевского Величества старший постельничий маркиз Барнаби капризно надувая губы, сообщил своему суверену и собутыльнику: дескать, его вольная жизнь закончена, мамаша нашла ему невесту – богатую наследницу графиню д’Шампольон. Услышав сие, король Эдвард едва не потерял свое знаменитое самообладание, но все же не мог промолчать: «А по тебе ли шапка, маркиз?»
Через час во всех залах, салонах, галереях и холлах королевского дворца только и говорили, что о графе д’Шампольоне, его наследнице, де ла Рошмарирозах и интимной жизни великого императора. Первый министр лорд Алистер, прислушавшись к сплетням придворных, сразу смекнул: вот она – возможность заключить долгожданный союз с империей!
– Чего тебе, милый? – спросила Фея у почтительно застывшего в дверях ливрейного лакея.
– Госпожа Фея будет ужинать здесь или в столовой? – с поклоном спросил лакей.
– Святая Мелузина, как время-то летит! – взмахнула холеными руками Фея. – Вот уже и ужин, – она покосилась на бюро, затрясшееся от нетерпеливо заерзавшего секретаря. – Здесь, голубчик, здесь отужинаю. Не будем отвлекаться.
Из-за бюро раздался еле слышный вздох сожаления.
Лакей отступил от дверей, и его ливрейный коллега вкатил в кабинет сервировочный столик.
– Что там у тебя, милый? – оживилась Фея при виде столика.
– Черепаховый суп, салат из королевских креветок под соусом майонез, ножка ягненка под кисло- сладким соусом, печеный под сыром картофель, фаршированный вареным черносливом, творожные оладьи с малиновым вареньем, ванильный пудинг, пирожки со сладкой начинкой, яблочный штрудель и мороженное.
– А какое мороженное? – заерзала Фея.
– На выбор госпожи Феи.
Получив одобрительный кивок госпожи, оба лакея споро накрыли стол. Фея с нетерпением следила за их действиями, а когда один из лакеев наклонился ко второму ярусу сервировочного столика, едва не нырнула за ним.
– Ужин господина секретаря, – выпрямившись, объяснил лакей.
Фея замахала на него руками и даже зажмурилась для надежности:
– Ой, не хочу ничего знать! Подай ему… это… и салфетки не забудь!
Бюро немедленно заурчало и зачавкало. Фея, выпроводив лакеев, тоже начала издавать животные звуки.
Минут через двадцать пять, уже ковыряя остро заточенной деревянной палочкой в зубах, Фея пробормотала:
– Отличное изобретение, – и воззвала к бюро, – на чем там я остановилась, Грязнопалый?
Бюро всхрапнуло, качнулось и после некоторой паузы раздалось судорожное шелестение пергамента.
– Мачеха мечтала быть принятой при дворе и выгодно пристроить своих дочерей. Она задействовала все свои связи…
– Нет, это уже было, – перебила его Фея. – Ты что там, спишь?
– Никак нет, моя госпожа, – быстро проскрипело бюро.
– Так чего же ты, Грязнопалый?
– Виноват-с. – Гоблин судорожно перебирал листы пергамента. – А! Вот… Получив долгожданное приглашение на бал, мачеха с дочерьми начали готовиться к празднику. Портные, куаферы, золотых дел мастера сновали то тут, то там…
– Ну, я не знаю, – все еще сомневалась графиня д’Шампольон. – Ратуша… это как-то… не знаю.
– Моя милая, маскарад в городской Ратуше – это событие, которое не пропускает ни двор, ни столичный бомонд, – назидательно сказала леди Энгенгнинг. – Разумеется, они прибывают туда инкогнито – на то он и маскарад! – но именно там дамы и кавалеры имеют превосходную возможность обратить на себя внимание всех значимых персон. И получить приглашение куда-нибудь еще, – многозначительно закончила она.
Дело происходило в пышно обставленной малой гостиной фамильного дома Оливье. Впрочем, срочно приглашенные каменщики, уже прикрепили к фасаду герб д’Шампольонов. А мастера чугунного литья обещали со дня на день закончить такое же украшение для главных ворот. Пока же графиня вместе с дочерьми принимала леди Энгенгнинг, их старую знакомую.
Благообразная дама, отпрыск давно разорившегося рода, была самым желанным гостем в районе Оливковые холмы. Новые дворяне и удачливые торговцы высоко ценили ее за благородное происхождение, обширные знакомства в аристократических кругах и связи, которые простирались вплоть до дверей спальни короля.
Леди Энгенгнинг была не только солидным украшением гостиных и столовых, но и могла поспособствовать продвижению по социальной лестнице. Во всяком случае, давала ценные советы как себя вести, говорить и одеваться, чтобы не опозориться перед настоящими дворянами. Взамен леди Энгенгнинг получала пылкие благодарности, щедрый стол и туго набитые конвертики. К слову, именно она навела мадам Оливье на участок виконта Оглтопа, за что была вознаграждена солидными комиссионными. Иными словами, леди Энгенгнинг была предпринимательницей.
Графиня д’Шампольон, как только въехала в ворота своего городского особняка, сразу же послала за столь ценной дамой. Леди Энгенгнинг, мгновенно почувствовав изменение в статусе своей протеже, примчалась, как на крыльях. Цепким взглядом она оценила карету с гербами, зависших на фасаде каменщиков и дворецкого, открывшего ей дверь. Графиня д’Шампольон справедливо рассудила, что достойная внешность Калибана может превратить любую халупу в благородный дом, поэтому на время поездки выклянчила у графа его фамильного дворецкого. Тут ей очень помогла Золушка, которая совершенно логично посчитала, что на территории мачехи не обойтись без своих людей. Вместе с дворецким Калибаном в возках, следующих за каретой с гербами, ехали паж Лоран, горничная Китти и несколько особо преданных старых слуг.
Леди Энгенгнинг сразу поняла, чего хочет новоиспеченная графиня д’Шампольон – войти в высший свет и быть принятой при дворе. Но, даже имея туза в рукаве – молодую графиню (сметливая дама была в курсе всех городских слухов), надо было действовать постепенно и правильно. И вот теперь это нужно было донести до новоиспеченной графини, перевозбужденной светскими байками месье Армана. Ее пустоголовым дочерям было абсолютно все равно, лишь бы танцевать да блистать.
«Вот кобылищи-то!» – в который раз поразилась леди Энгенгнинг, скосив глаза на мадемуазелей Оливье де Уинтерс.
Золушка, утонув в очередном глубоком кресле, с интересом разглядывала деловую наперсницу мачехи и внимательно прислушивалась к их беседе. Не обладая таким обостренным чувством собственного достоинства, как бывшая мадам Оливье, юная графиня считала, что танцы в Ратуше – это забавно. И твердо помнила: даже за попытку приблизиться к дворцу короля Аквилонии, высокомерный граф д’Шампольон
