духовенством церковные службы, не так, как требует устав и святые отцы; пороки и нехристианские обычаи царят в народе, а пастыри об этом нерадят, — вот только о чем постоянно твердят все их челобитные. О том, что нужно исправлять самые наши церковные книги, чины и обряды, как погрешительные, что для этого нужно приглашать в Москву ученых киевлян и греков и им поручить в Москве книжную справку, что следует у них учиться разным наукам, так как и вся вообще московская жизнь нуждается в обновлении с помощью иноземной науки и просвещение, — провинциальные ревнители вовсе и не думали, подобные мысли были им совершенно чужды и даже вовсе непонятны. Они, если и признавали недостатки современной им нравственно-религиозной и церковной жизни признавали долг пастырей энергично бороться с ними, то в тоже время, во взгляде на русскую церковь вообще и на отношение ее к греческой церкви, стояли на почве тех исторически сложившихся у нас воззрений, которые были высказаны некоторыми нашими книжниками еще в конце XV и в начале XVI века, по которым русской церкви отводилось первое место в ряду других православных церквей, которыми Русь признавалась единственною хранительницею и опорою чистого, ни в чем неповрежденного православие, уже несколько замутившегося у самих греков. Москва — это третий Рим, заступивший место нового Рама — Константинополя; в деле православие русские заняли место прежних греков, так как только у одних русских сохранилась теперь правая, ни в чем неизмененная вера; только на одной Руси, сравнительно со всеми другими странами, «большее есть православие и высшее христианство», только одна русская держава цветет теперь «совершенным благочестием, как свет солнечный»; тогда как у самих греков «вера православная испроказися Махметовою прелестью от безбожных турок», вследствие чего она стала у них ниже и несовершеннее во всем совершенной веры русской. На почве именно этих воззрений, высказанных еще в начале XVI века, по преимуществу старцем Елеазарова монастыря Филофеем, и стояли провинциальные ревнители. Правда, они допускали, что в русской церковной жизни есть свои недостатки и погрешности; но эти недостатки и погрешности заключаются не в самых церковных обрядах и чинах, а только в неправильном, или небрежном выполнении их пастырями церкви, которые действительно и нуждаются в научении, или исправлении. Сама же русская церковь, но убеждению провинциальных ревнителей, до самых последних обрядовых мелочей, всегда оставалась и остается верною во всем истинному православию, никогда ни в чем не изменяла ему, ни в чем, даже в самом незначительном обряде, ничего не утеряла из него, так как на Руси всегда твердо и неизменно держались той мысли, что «не точию в вере, но ни в малейшей частице канонов и песней, что ни у какого слова, не у какой речи ни убавить, ни прибавить ни единого слова недолжно», «что православным нужно умирать за едину букву аз». Если же русская церковь в некоторых своих церковных чинах и обрядах и порознилась с современной греческой церковью, то это потому, что позднейшиe греки не остались во всем верны православию, но кое- что утеряли из него, допустив у себя разные новшества, вследствие чего у современных греков самое православие сделалось «пестро», а благочестия у них, «и следу нет». В виду этого все церковное греческое, идущее на Русь, должно, по мнению провинциальных ревнителей, подвергаться самой строгой и тщательной проверке русским, и только то, что найдет себе оправдание в русской церковной жизни и практике, может быть от греков принимаемо и русской церковью; все же, что у греков несогласно с русским, должно быть безусловно отвергнуто, как чуждое православию, как превзошедшее в греческую церковную жизнь в позднейшее время под влиянием иноверия и главным образом латинства, ибо единственно верный критерий для определение того, что истинно православно и что нет, теперь находится не у греков, а только у русских. Поэтому: вносить в русскую церковную жизнь что либо греческое, несогласное с русским, исправлять русские церковные чины и обряды по образцу современных греческих, значило, по мнению провинциальных ревнителей, заведомо развращать чистое, ничем и никогда неоскверненное русское православие, значило вносить в него латинские ереси.
Точно также провинциальные ревнители благочестие признавали, что в русских церковных книгах находятся некоторые ошибки и погрешности, внесенные в них небрежными и невежественными переписчиками, и что с этой стороны русские книги действительно нуждаются в исправлении. Но они решительно не допускали той мысли, что бы русские церковные книги были очень испорчены и притом настолько, что заключали в себе чуть не ереси, чтобы их следовало исправлять или вновь переводить по греческим печатным книгам. Если они и признавали греческие книги, то только древние рукописные, а не новые печатные, которые печатались в иноверных землях и в которые латиняне и лютеране вносили свои ереси. В виду этого русским никак не следует принимать греческих книг, и, во всяком случае, для определение достоинства и пригодности греческих книг, их необходимо проверять имеющимися у русских славянскими переводами, и все несогласное с ними в греческих книгах, решительно отбрасывать, как неправославное, внесенное в них еретиками. Греческие книги потому именно и порознились с русскими, что они подверглись у греков искажениям со стороны еретиков, вследствие чего исправлять русские книги по греческим в тех случаях, где они с ними не сходятся, значило, очевидно, только портить русские книги, вносить в них те именно ереси, которые уже успели внести еретики в книги греческие.
Наконец провинциальные ревнители крайне подозрительно и недоброжелательно относились к ученым выходцам: грекам и киевлянам, и никак не желали допускать их до какого либо участие в наших церковных делах. Неронов, в одной своей челобитной государю, взывает: «и паки молим тя, государя, иностранных иноков, кроме Богом избранных истине неразвратников, коих истине и благочестию ругателей, и ересем вводителей, в совет прияти не буди, дондеже, государь, искусными мужи искусиши житие их». Неронов, с своей точки зрение, объясняет, почему без строгого тщательного испытание, никак не следует доверять ученым иностранным выходцам. «Зрим бо в них (ученых выходцах), государь, пишет Неронов, ни едину от добродетелей: Христова бо смирения не имут, но сатанинскую гордость, и вместо поста многоядение и пьянство любят; вместо же, еже Христа, истаяти тело, мягкость и буйство любят, крестного же знамения на лицы истинное изобразити не хотят, и сложению персть блядословне противятся, яко врази истинне и ругатели; на коленех же поклонитися Господеви от покоя ради не хотят, и лжу сшиваючи самосмышлением, разум божественного писания лукаво скрывающи, своевольне блядут на прелесть безумным человеком»[15]
Глава II. Церковно-реформационное движение во время пaтpиapшества Иосифа и его главные представители (продолжение)
Столичный кружек ревнителей благочестия. Особенности его воззрение, задач и целей, по сравнению с провинциальными ревнителями. Важнейшие известные представители этого кружка. Царь Алексей Михайлович, как член кружка ревнителей благочестия. Его семейное воспитаниe в грекофильских традициях. Алексей Михайлович, как убежденный грекофил и убежденный сторонник полного и тесного единения русской церкви с тогдашнею вселенскою греческою. Политические мотивы его грекофильства. Решение царя и Стефана Вонифатьевича произвести церковную реформу в смысле полного единения русской церкви с тогдашнею греческою. Предварительные меры царя и Стефана Вонифатьевича, какие ими предприняты, еще в патриаршество Иосифа, для проведения намеченной ими церковной реформы: вызов в Москву ученых киевлян и начатое ими исправление церковных книг с греческих; заботы об открытии в Москве греческой школы; поручение греческому назаретскому митрополиту Гавриилу произносить в Москве устные на современные темы проповеди; согласование некоторых наших церковных чинов с тогдашними греческими, по указаниям Иерусалимского патриарха Паисия; посылка на восток Арсения Суханова для изучения на месте греческих церковных чинов и обрядов; обращение к константинопольскому патриарху, как высшей церковной инстанции, за решением вопроса о единогласии; приказ царя на многолетиях, вместе с московским патриархом, поминать и вселенских греческих патриархов. Никон как член кружка ревнителей благочестия. Меры со стороны царя и Стефана Вонифатьевича привить Никону, как кандидату в патриархи на место Иосифа, грекофильское направление и превращение Никона, благодаря этим мерам, из грекофоба в грекофила, способного осуществить церковную реформу, ранее намеченную царем и Стефаном Вонифатьевичем. Федор Михайлович Ртищев, как деятельный и влиятельный член кружка ревнителей. Его особенная расположенность к киевским ученым инокам, к Kиевской школе и литературе; его расположенность к грекам и к русским представителям разных направлений. Его дом, как сборный
