Никон оставался холодным, совершенно безучастным зрителем все болee широко разгоравшегося пожара из за его церковных исправлений; он, очевидно, теперь уже не считал этого дела близко касающимся его лично, и потому не находил для себя возможным не только бороться, но и просто беспокоиться из за него. Но только индеферентным отношением к делу своей церковной реформы Никон не ограничился.
Известный противник церковной реформы Никона, дьякон Федор, делает такое любопытное заявление: «по сем Никон, по многом обличены от многих отец, позна свое блужение в вере, и отрекся патриаршества своего в соборной церкви пред народом, и отъиде в монастырь свой, и посем в Валдае в Иверском монастырь и завел свою друкарню, тут же населившася иноцы Киевопечерскаго монастыря: и повелел им тут печатать Часовники по старому уставу и обычаю, и mии Часовники. его видгх аз, по его благословению печатные тамо мелкими словами в четверть листа, в нихже уже: и в Духа Святого Господа истиннаго и животворящаго, и прочая вся в них по-старому слово в слово». Говорят, что Часовник, напечатанный патриархом Никоном в Иверском монастыре но старому, а в символе с внесением слова истиннаго, сохранился до настоящего времени и его можно найти в книжных собраниях некоторых частных лиц, любителей и собирателей старопечатных книг. Мы, с своей стороны, не могли найти и видеть этого Часовника, но это не может и для нас служить основанием заподозрить справедливость приведенного свидетельства дьякона Федора. Дело в том, что и сам Никон в одном случае свидетельствует, что в его Иверском монастыре действительно печаталиськниги неисправно т. е. по-старому, а не против новоисправленных книг. В своей грамоте к архимандриту Иверского монастыря Дмонисю, в июне 1658 года т. е. только за один месяц до оставления им патриаршей кафедры, Никон пишет, чтобы они прекратили допечатание кутеинских Псалтырей потому что те Псалтири неисправны. «И как к вам сия наша грамота придет, и вы б, по нашему великого государя указу, тех кутеинских Псалтирей допечатывать и выдавать не велели, тем казны не собрать, а велети б вам вновь завести печатать иная какая книга, Аввы Дорофея, или иная какая.». Значит, в Иверском монастыре уже решили было печатать Псалтири по-старому, но Никон запретил это делать, но не потому однако, чтобы он был против вообще печатания псалтырей по-старому, а единственно потому, «что тем казны не собрать», т. е. что старопечатными книгами теперь нельзя выручить затраченные на их печатание деньги, так как он не найдут себе на книжном рынке покупателей, от которых правительство требует, чтобы они обзаводились новоисправленными книгами, а старые, как ненужные, оставляли. Никон смотрит здесь на печатание старых книг чисто с хозяйственно-коммерческой точки зрения, с точки зрения материальной выгоды или потери от этого предприятия. Но с удалением Никона с патриаршего престола обстоятельства в этом отношении сильно изменились. Большинство теперь стало думать, что с уходомНикона и все его реформы и книжные исправления будут уничтожены, все останется по-старому, а значит, в ход пойдут по-прежнему и старые книги, которые, конечно, теперь находили хороший сбыт на рынки, тогда как торговля новоисправленными книгами естественно должна была остановиться. В виду этих обстоятельств в Иверском монастыре, по-прежнему находившемся в ведении Никона, начинают печатать церковные книги по старому и, конечно, делают это с согласия Никона. Так в 1661 году в Иверском монастыре была напечатана книга: «Брашно Духовное, сиречь: псалмы, молитвы, пения, благодарение и каноны и прочая, от многих книг собранные, зело нужные и душеполезные. В монастыре общежительном Иверском, иже на святе Езере, в строении святейшаго Никона патpиарха новотипом издася. Лето от создания мира 7й70, от рожества же Господа нашего Иcyca Христа 1661, индикта 15, месяца октоврия в 19 день». Эта книга была напечатана согласно с старыми книгами, а не с новоисправленными. Например: «чин како подобает пети псалтырь». — «Аще иерей начни: благословен Бог наш... Аще же ни, рци: за «за молитв святых отец наших, Господи IcyceХристе Сыне Божий, помилуй нас, аминь». В каноне «за едино умершаго» на отпуске говорится: «Господи Icyсее Христе Сыне Божий, молитв ради пречистая ти Мати»... Повсюду «во веки веком». «Отче наш... и остави нам долги наша яко и мы оставляем... и невоведи нас во искушение»—»Свете тихий... IcyceХристе пришедшу солнцу на запад... Сыне Божий живот даяй всему миру, его же ради весь мир славит тя.» — «Богородице дево радуйся обрадованная Mapиe... яко родила еси Христа Спаса».— «Честнейшую херувим и славнейшую воистину серафим.» — «Что тя наречем, о обрадованная, небо...»—»Покаяние отверзи ми двери жизнодавче: утренюет бо дух мой к церкви святей .своей, церков нося телесную, всю оскверненную, но яко щедр очисти, благоутробными си милосердием». Символ веры: «Верую во единого Бога... И во единого Господа Iсуса Христа... рожденна, анесотворенна... и нашего ради спасешя сошедшого со небес и воплотившагося от Духа свята и Мария девы... Распята же за ны... и воскресша во третий день по писаниих... Его же царстви» несть конца». Впрочем и новоисправленные книги при самом Никоне и в правительственной типографии издавались иногда с некоторыми отступлениями в пользу старого. Так, например, в Tpирди Постной, издания 1656 года в чине: «в пяток вечера память совершаем все от века усопших православных христиан и братий наших» на стр. 23 значится: «аллилуиа, аллилуиа, слава тебе Боже 3-жды», после песни: «радуйся чистая, Бога плотию родшая во спасете всех... аллилуиа, аллилуиа, слава тебе Боже 3-жды», т. е. в обоих случаях предписывается по старому двоить, а не троить аллилуия на стр. 122. «священник: за молитве святых отец наших». В Ирмологионе, 1657 г., после богородична: «жизнодавца рождьши... аллилуиа, аллилуиа, слава тебе Боже 3-жды» (на стр. 574). Значит, не только в Иверском монастыре некоторые книги издавались, с согласие Никона, по старому, но и в новоисправленных книгах, выходивших при Никоне из правительственной типографии, принцип исправления старого проведен был не со всею строгостью.
Никон, в последнее время своего патриаршества, а потом по оставлении им патриаршей кафедры, не только признавал старые и новые служебники одинаково добрыми, допускал совершать службы по тем и другим, дозволял печатать в Иверском монастыре по старому, но в конце концов он даже принципиально заподозрил свои собственные реформы. Все церковные исправления Никона имели смысл и значение под условием признания авторитета восточных патриархов и признания неповрежденности тогдашних греческих печатных книг. Но Никон, во время соборного суда над ним, отверг то и другое, вследствие чего необходимо стал в отрицательное отношение к своим же собственным реформам. Во время соборного суда над ним, Никон заявил, что патриархи александрийский и антюхийский, присутствовавшие тогда на соборе, не могут быть названы настоящими, законными патриархами, так как александрийский не живет в Александрии, а антиохийский живет в Дамаске. А между тем, как мы знаем, большую часть своих церковно-обрядовых реформ Никон произвел именно по совету и указаниям антиохийского патриаpxa Макария, на авторитет которого он тогда постоянно указывал и опирался. Что же в таком случай значили эти реформы, если они произведены были Никоном по советам и указаниям Макария, незаконного, ненастоящего патриарха? — При Никон, как мы видели, наши книги прежде всего исправлялись с греческих печатных книг. Но когда, во время соборного суда, против Никона приведено было одно правило из греческой книги, его осуждающее, то Никон резко заявил на соборе: «греческие правила не прямые, их патриархи от себя написали, а печатали их еретики», и затем опять настойчиво повторил: ,,греческие правила не прямые, печатали их еретики». Конечно это заявление Никона можно объяснять его крайней тогдашней раздраженностию против его судей — патриархов, можно видеть в нем только необдуманные слова пылкого, несдержанного человека. Но можно объяснять дело и иначе. Все греческое в глазах Никона было хорошо только до тех пор, пока греки льстили ему, всячески угодничали и пресмыкались перед ним, пока они оправдывали и одобряли все его реформаторские действие, а он, опираясь на них, играл видную и эффектную роль реформатора русских церковных порядков. Как же скоро т же самые греки враждебно коснулись самого Никона, из льстецов и угодников превратились в грозных и не податливых его судей, а реформаторская его деятельность подверглась всяким пересудам, толкованиям и проверкам; грекофильства Никона как не бывало, он уже судит и рядить как истый старообрядец: восточных патриархов называет не настоящими патриархами, греческие печатные книги — неправыми, так как их печатают еретики. Никон, видимо, не смотря на свое громкое заявление: «хотя я русский и сын русского, но моя вера и убеждения греческие», на самом деле, по своим истинным убеждениям, всему духовному складу своей личности и симпатиям, продолжал всегда оставаться завзятым тогдашним русским; все его грекофильство было у него явлением очень непрочным, как бы искусственным, привитым к нему со стороны. Как же скоро обстоятельства изменились, его прежние друзья и поощрители в грекофильстве превратились в его решительных врагов и Никон был, так сказать, предоставлен только самому себе: в нем и сказался тот действительный, настоящий Никон, от которого не раз слыхали ранее, как он говорил: «гречане-де и малые России потеряли веру и крепости и добрых нравов нет у них, покой да и честь тех прельстила, и своим де нравом работают, а постоянства в них не объявилося
