Рация и в самом деле работала. И это было странно. Малыш Джоунз — по какой-то причине все радисты небольшого роста — взвалил PRC-10 на спину. Я закурил сигарету, мне так не хотелось покидать землянку и день напролёт торчать под дождём. Я слышал, как он барабанит по крыше блиндажа из мешков с песком. Не хотелось мне ни дождя этого, ни долгих часов хождения в ожидании того, что мина-ловушка сейчас разнесёт кого-нибудь в клочья. Две недели прошло после Сайгона, но я был уже вымотан не меньше, чем до отпуска. Нет, больше. Казалось, я тогда совсем не отдыхал, что, сколько ни отдыхай, усталость никуда не денется. То же можно бы сказать о других. За тот месяц, что я провёл в роте, она провела две сотни патрулей, а ведь по ночам ещё и на рубеже сидели. Солдаты были в состоянии нескончаемого изнеможения. Тяжко им было, и с каждым днём они опускались на очередной уровень измотанности, и командиры отделений постоянно упрашивали дать им передышку. «Они устали, лейтенант. Так устали, что половина в патрулях спят на ходу. Передохнуть бы им». Но передыху не было. В тыл, как на прежних войнах, там было не отойти, потому что тыла не было, и отходить было некуда.
Джоунз подтянул лямки ранца с рацией и вышел.
— Ну, как, прошли осмотр оружия, что капитан Блай устроил? — спросил Маккенна.
— Ага, прошли. Осмотр оружия! Этот козёл, наверно, думает, что мы в гарнизоне сидим.
— Видел бы ты, что за херню он тут устроил. Заявился сюда и первым делом устроил взводное построение. Уже ништяк. Одна мина — и всем п…ц. Потом нашёл стрелка с грязным патронником, обложил его по полной программе, и весь взвод заодно. Пошёл дальше, нашёл другого, с ржавым пятнышком на магазине, вытащил магазин и бросил в грязь. Взял и бросил. Взвод был его убить готов. Когда он ушёл, сержант Хоум приказал всем снова браться за работу, и тут у нас чуть бунта не вышло. Один пацан Хоума послал, ну, Хоум его и вырубил. Вообще-то, не стоит этого громилу посылать. Тот пацан — за винтовку, говорит Хоуму, мол, убью сейчас. Пацан-то, скорей всего, хотел убить Нила, но Хоума — тоже неплохо. Хоум говорит ему: «Валяй, тебя за это или повесят, или пожизненное дадут», а потом отобрал у него оружие, пацан и выстрелить бы не успел. Пацан просто расплакался. «Не могу я больше», — говорит. Только это и повторял: «Не могу я больше, мы на фронте, а тут дрочат не по делу». По-моему, этот шкипер чокнутый. Скоро кто-нибудь пулю ему в затылок пустит.
— Ну, кто бы ни пустил, надеюсь, что дадут ему за то медаль Почёта Конгресса. Чёрт возьми, Мак, на войне и без того тяжко, а тут ещё и самодура этого проклятого терпи.
— Мы в корпусе, Пи-Джей. В Мудне. Semper fi — насри на друга.
— El Crotcho endalay. Пойду-ка я разделаюсь с этой прогулкой.
Я затушил сигарету и вышел к взводу, который ждал, терпеливо перенося тяготы своего положения.
— По коням, второй, — сказал сержант Биттнер, новый взводный сержант. Доджа, которого донимали старые раны на ноге, перевели в батальонный штаб. — По коням, второй. Выдвигаемся.
Все во взводе поднялись как один, как прихожане во время мессы.
— Направляющая огневая группа — вперёд, дистанция двадцать пять метров. Курительную лампу я гашу. Как спустимся с высоты — никаких разговоров или курева. Набрать дистанцию и соблюдать. Десять шагов от одного до другого. Растянуть колонну.
Можно было и не командовать. Так, часть заведённого ритуала. Взвод знал, что делать — столько раз уже всё проделывали.
Мы съехали с бруствера под гору. Так и было каждый раз, когда мы уходили с заставы вниз, на территорию, контролируемую противником — как будто съезжая с обрыва под гору.
Взвод прошёл немного по остаткам старой дороги, спотыкаясь, спустился в заболоченную долину, вскарабкался на холм, спустился в другую долину, потом взобрался на следующий холм. В голове у меня крутились строчки полузабытого детского стишка: «У князя десять раз по тысяче вояк, он в гору их повёл, потом опять в овраг». Мы где-то с час петляли по предгорьям, отбиваясь от влажных объятий высокой слоновьей травы. Преодолев невысокую гряду с бритвенно-острым гребнем, колонна начала спуск к просторам тянувшихся вдоль берега реки рисовых чеков, пробираясь по ним по-ветерански умело. Головная огневая группа первой пересекла поле под прикрытием остальной части взвода и пулемётной группы. Когда головная группа добралась до кустов на той стороне поля, через него двинулась основная часть взвода под прикрытием всё той же пулемётной группы, затем перешли и они. Наши тактические манёвры не заслужили даже мимолётного взгляда крестьянина, работавшего на одном из полей. Он ехал по грязи на плуге, походившем на санки, подгоняя парящие бока своего буйвола длинным бамбуковым шестом. Мы перебрались через поле, костеря вязкий ил, который доходил нам до щиколоток и мешал идти. Он был чёрен как дёготь и почти столь же густ. Дождь всё так же лил не переставая.
После трёхчасового перехода взвод добрался до прибрежной тропы. Это была та же тропа, по которой несколько месяцев назад я ходил в патрулях, когда служил в первом третьего, но теперь её называли «Тропа «Пурпурное сердце»». Река Туйлоан разлилась вовсю. Она неслась между осыпающихся глинистых берегов, кружась в омутах и теребя залитые водой кусты, которые до муссонов росли на суше. По сторонам тропы стали попадаться ямы-ловушки и стрелковые ячейки. Никого не было видно ни в деревнях, ни на полях, некоторые из которых были испещрены воронками от снарядов. Ни звука, кроме редких вскрикиваний птиц и шипения дождя в листве деревьев. В голове колонны младший капрал Кроу шёл осторожненько — как человек, идущий по минному полю. Да тропа им и была — длинным, узким минным полем. Свидетельством тому торчал почерневший пень, два дня назад там взорвалась мина-ловушка, нанеся серьёзные ранения двум морпехам из другого взвода. Тропа «Пурпурное сердце» обычно оправдывала своё название. Голова Кроу, как у ящерицы, поворачивалась из стороны в сторону, глаза метались из стороны в сторону, высматривая тонкий блеск растяжки или детонирующий шнур, змеёй уползающий в подлесок. Шагавшие вслед за ним Аллен и рядовой первого класса Лоунхилл шарили глазами по деревьям в поисках снайперов. Я шёл за ними, за мной — Джоунз, и оставшаяся часть взвода — за нами. Мышцы были напряжены, чувства обострены, ступни саднило от постоянной сырости. Прямо по курсу показалась поляна, и, на дальнем её краю, деревня, которую мы должны были проверить. Кроу, Аллен и Лоунхилл двинулись по поляне, ускорив шаг, потому что шли по открытой местности. Мы с Джоунзом шли следом. Пуля ударила как хлопок пастушьего кнута. Она попала в ветку прямо над головой. Мы с Джоунзом скользнули за береговой гребень, Джоунз при этом пригнул антенну рации, чтобы спрятать её от снайпера.
— Аллен! Снайпер, справа. Скорей всего, вон в тех кустах. Из М79 достанешь?
— Думаю, да, лейтенант, — сказал Аллен, который залёг с двумя морпехами за земляным холмиком.
Гранатомёт хлопнул раз, два, в третий раз. Снайпер выстрелил снова. Пуля пропела в траве у самой земли, и шматки грязи взметнулись в воздух, когда она впилась в тропу. Разорвалась первая 40- миллиметровая граната, и я заорал: «Второй, через поляну бегом марш, бегом!» Лоунхилл поливал по зеленке очередями из винтовки. Снайпер запаниковал, нарвавшись на ответный огонь, и, уже особо не целясь, выпустил пять-шесть пуль. Когда разорвались две следующие гранаты, взвод уже добегал по тропе, бренча касками и амуницией.
Оставив поляну позади и оказавшись в безопасности, мы подошли к деревне. Кроу проверил бамбуковые ворота — нет ли мин-ловушек. Чисто. Отделение Коффелла стало в оцеплении, отделение капрала Эйкера обыскало деревню. При обыске были обнаружены обычные вещи: небольшой запас продовольствия, пара тоннелей, несколько магазинов для стрелкового оружия — таких старых, что лежали там, наверное, со времён войны во Французском Индокитае.
В деревне было только четыре человека — две старухи, девчонка и маленький мальчик.
— Чаоба, — сказал я одной из старух.
Она улыбнулась, оголив красные зубы. «Чаоань».
— Мань гиой кхунг?
— Той мань. (Хорошо).
— Ба гап Вьет Конг кхунг? (Женщина, вьетконговцев видела?).
Порывшись под кофтой, обнажив на мгновение обвисшие, высохшие груди, она вручила мне удостоверение личности. Это была запаянная в пластик карточка удостоверения личности установленного образца, выдана правительственным органом. А если не выдана правительственным органом, то выдана вьетконговцами, которые часто подделывали удостоверения личности.
