мало на помощь зарубежным странам – около 0,1 от 1 % валового внутреннего продукта. И несмотря на всю ничтожность суммы, каждый год требуется масса усилий, бесконечных ссор и торгов, чтобы Конгресс одобрил эту статью бюджета.
Объяснение этому существует, и оно очевидно. Большинство развивающихся стран обладает минимальными промышленными и финансовыми ресурсами. Отсюда следует, что минимальны (примитивны) и военные ресурсы этих стран. Поскольку же развивающиеся страны в своей массе не имеют сколько-нибудь существенного экономического или стратегического значения, Соединенные Штаты и другие промышленно развитые государства могут себе позволить (и позволяют) игнорировать их незавидное положение. Так, в 2000 году 36% населения Ботсваны в возрасте от 15 до 49 лет были заражены гепатитом С, что существенно приблизило страну к гибели – ведь вымирало трудоспособное население. Жуткая гуманитарная катастрофа! Но Ботсвана – не тот игрок, на которого пристало обращать внимание: если эта страна исчезнет, Запад ее исчезновения не заметит ни экономически, ни стратегически.
Некоторые из гибнущих государств могут быть достаточно большими, чтобы их гибель могла привести к нестабильности в целых регионах. Но, как уже не раз бывало в прошлом, индустриально развитые страны имеют обыкновение отворачиваться от чужих бед. Волны беженцев двинутся на Север, но богатые нации перекроют путь и пошлют их обратно домой. Стена между Севером и Югом в результате подобных катаклизмов только поднимется выше.
Верно, что ухудшение экономического и социального положения населения развивающихся стран способно создать плодородную почву, из которой прорастут коалиции «разгневанных мстителей», жаждущих покарать Север. Террористы уже имеют опыт по преодолению защитных барьеров Запада. Потенциальное распространение оружия массового уничтожения делает перспективу будущих нападений еще более серьезной. И несмотря на принятие самых суровых мер по устранению террористической угрозы, вполне может быть, что террористы время от време ни будут чувствительно напоминать Западу о своем существовании.
Поэтому Юг представляет собой стратегическую угрозу, которую Север не сможет игнорировать, однако эта угроза исходит от нескольких изолированных групп или диктаторских режимов, но не от развивающегося мира в целом. Как следствие, Соединенные Штаты имеют возможность преследовать террористические группы и государства, которые их укрывают; примером тому Афганистан. Но это отдельные атаки на отдельные группы или экстремистские режимы, а не столкновение между Севером и Югом. И даже если борьба с терроризмом на его собственной территории возымеет успех, неопределенная и непредсказуемая природа этой угрозы сохранит барьеры между Севером и Югом. Ужесточение пограничного режима, более строгая иммиграционная политика, береговое патрулирование, позволяющее разворачивать и топить не желающие себя идентифицировать суда, – все это отнюдь не признаки новой геополитической разграничительной линии, но лишь удвоенные усилия Севера по ограждению себя от потенциальных опасностей и катаклизмов с Юга.
Более того, если взаимоотношения Севера с Югом будут строиться исключительно в рамках борьбы против терроризма, могут проявиться противоречия, характерные для политики «двойных стандартов». Сражаясь с терроризмом, Америка будет стремиться к сближению с консервативными режимами, которые охотно согласятся на коалицию с Западом. Но многие из этих режимов – Саудовская Аравия, например, – играют ключевую роль в сдерживании политического и экономического развития своих регионов. Рассматривать американские отношения с Югом как войну с терроризмом означает идти на риск укрепления нелиберальных правительств и углубления экономического неравенства, которое ведет к возрастанию недовольства и порождает экстремизм. В сочетании со спорадическими военными вторжениями Запада в развивающийся мир, отождествление дихотомии Север—Юг с геополитической разграничительной линией чревато последствиями, которые заставят вспомнить о сбывающихся пророчествах.
Необходимость удержать экстремистские группы от нанесения вреда Америке должна стать национальным приоритетом, но не следует принимать ее за основу большой стратегии или за новый организационный принцип. Сделать так – значит позволить террористам одержать победу. Усама Бен Ладен хотел превратить Америку в государство-казарму и заставить американцев пожертвовать своими свободами. Он хотел спровоцировать военное противостояние Америки с исламским миром, противостояние, которое трансформировало бы преступный акт в новую разграничительную линию и в столкновение цивилизаций. Он хотел разозлить Америку и вынудить ее отступить перед врагом, против которого подавляющее военное превосходство оказалось бы малопригодным. Но Америка – не игрушка в руках террористов. Борьба против терроризма требует терпения и бдительности, но отнюдь не новой карты мира.
Надвигающийся кризис на Юге, без сомнения, потребует внимания Запада и привлечения западных ресурсов. Но Юг как таковой представляет для Запада гуманитарную проблему, а не стратегическую угрозу. Определяя обязательства Запада в этой борьбе, лучше опираться на морально-этические построения, нежели приводить ошибочные геополитические доводы. Север, конечно, должен искать и находить террористические базы, где бы и когда бы те ни появлялись. Но деление Север—Юг станет геополитической разграничительной линией, только если Запад превратит его в эту линию, только если он будет воспринимать развивающиеся страны как источник терроризма, а не как государства, нуждающиеся в помощи. Конгресс одобрит помощь Ближнему Востоку и Африке скорее из смешанных чувств милосердия и вины, чем во имя предотвращения реализации сценариев безумной анархии, захлестывающей территорию Америки, из страха перед разгневанными ордами, нацелившими оружие массового поражения на Соединенные Штаты. Северу, безусловно, нужно делать все от него зависящее, чтобы не допустить катастрофы на Юге. Но это следует сделать именно по гуманитарным, а не по стратегическим соображениям.
Карта мира, предложенная в этой книге, имеет много общих положений с концепцией Миршеймера. Обе карты опираются на реалистический подход к международной политике. Это фундаментальное сходство объясняет, почему обе карты предсказывают скорое возвращение геополитического соперничества между силовыми центрами мира. Однако реализм Миршеймера существенно отличается от реализма, предлагаемого на страницах этой книги. Описание различий в подходах позволяет как выявить ошибки в концепции Миршеймера, так и прояснить интеллектуальную основу данной книги.
Главная ошибка Миршеймера – «незамеченная» им способность политических решений влиять на «соревновательную логику» реализма и даже преодолевать ее. Единственные факторы, имеющие значение для его карты мира, – это характер военных сил и их распределение. Опираясь на этот анализ, он производит оценку неблагоприятных геополитических последствий возвращения к мультиполярности и дает политические рекомендации относительно того, что Соединенным Штатам следует стремиться сохранить биполярность «холодной войны», а в случае невозможности этого поощрять распространение ядерного оружия. В суровом мире Миршеймера нам остается надеяться лишь на то, что основные государства мира спрячутся за своими барьерами, нацелят друг на друга ядерное оружие и будут полагаться на угрозу взаимного уничтожения как на главный сдерживающий фактор.
Убедительный в своей простоте, реализм Миршеймера слишком скуден и потому приводит к такой интерпретации международной политики, которая очень быстро утрачивает контакт с реальностью. Более адекватная форма реализма, изложенная в данной книге, опирается на соперничество между полюсами силы как на необходимое условие существования мировой системы, своего рода точку равновесия, вокруг которой вращается международная система по собственным внутренним законам. Впрочем, история дает бесспорные доказательства того, что мы можем сделать гораздо больше, чем позволить мировой системе бесконтрольно вращаться вокруг этой точки. Прогнозы, основанные на тщательном анализе, и эффективное управление способны «подтолкнуть» систему в благоприятном направлении и устранить приводящую к войне динамику, которая в мире Миршеймера является неизбежной.
Достаточно всего нескольких примеров, чтобы подтвердить правомерность этих рассуждений. Согласно реализму Миршеймера, возвышение Соединенных Штатов должно было привести к соперничеству и конфликту с прежним мировым гегемоном – Великобританией. Вместо этого Соединенные Штаты и Британия шли на уступки, договаривались об улаживании разногласий через арбитраж и создали сильный политический союз. Отсутствие войны между претендентом, находящимся на подъеме, и гегемоном, пребывающим в кризисе, не имеет абсолютно ничего общего с тактикой взаимного сдерживания. Аналогичным образом реализм Миршеймера предсказывает, что Европейский Союз должен был к настоящему моменты распасться, пасть жертвой геополитического соперничества, которому следовало
