распоряжении биографов Сталина. Последний раз он встретился с матерью в октябре 1935 года. Екатерину Джугашвили предупредили о приезде к ней сына всего за час до появления Сталина, который решил вернуться в Москву после проведенного в Гаграх отпуска через Тифлис.
Сталин приехал с охраной. Екатерина Георгиевна знала, что ее сын теперь очень большой «начальник» в Москве, но плохо представляла его реальную власть и влияние. Поэтому она спросила:
— Иосиф, кто же ты теперь будешь?
— Секретарь Центральною Комитета ВКП(б), — ответил Сталин.
Но мать Сталина, которую окружавшие люди звали «Кеке», плохо понимала, что такое «Секретарь ЦК». Сталин поэтому пояснял:
— Вы, мама, помните нашего царя?
— А как же, помню.
— Ну, вот, я вроде бы царь.[93]
Дочь Сталина так писала о Е.Г. Джугашвили:
Практически все имеющиеся источники единодушно отмечают, что мать Сталина вела исключительно скромный, поистине пуританский, образ жизни. Она не согласилась жить вместе с сыном в Москве, хотя сам Сталин и его жена настаивали на этом. Побывав в гостях у сына в начале 20-х годов, она возвратилась в Тифлис, где и прожила всю оставшуюся жизнь. В начале 30-х годов ее здоровье начало ухудшаться[95]. В конце мая 1937 года она заболела воспалением легких и уже не смогла больше оправиться от болезни. Вскоре в газетах Грузии было опубликовано сообщение о том, что
В литературе о Сталине многие особый акцент делают на том факте, что он не поехал на похороны своей матери в июне 1937 г. Он послал лишь собственноручную записку на русском и грузинском языках для надписи на ленте к венку:
Мне кажется, что существует довольно логичное объяснение того факта, что Сталин не принял участия в похоронах своей матери. Это объяснение надо искать в реальной обстановке тех дней, когда проходили подготовка и сами похороны. Именно в эти дни в Москве развертывались исключительно драматические события, связанные с подготовкой и проведением процесса против Тухачевского и других видных военачальников Красной армии. У меня нет никаких объективных доказательств, но именно данное обстоятельство, по-моему, стало действительной причиной отсутствия Сталина на похоронах. Как видно из имеющихся документальных данных, Сталин в этот период принимал активное участие в подготовке и проведении самого процесса, был его главным режиссером. Так, в журнале посетителей кремлевского кабинета И.В. Сталина зафиксировано, что именно в эти дни — 5, 7 и 8 июня — он принимал своих ближайших соратников, среди которых неизменно фигурировал и нарком внутренних дел Н.И. Ежов. Более чем очевидно, что разговоры велись по вопросам проведения следствия и проведения процесса над военными[98]. Видимо, ситуация казалась ему настолько серьезной и даже чреватой любыми неожиданностями, что он не рискнул покинуть Москву даже на несколько дней. Его личное присутствие в Москве представлялось ему абсолютно необходимым, чтобы в полной мере держать развитие событий под своим личным контролем. Впоследствии появилась версия, согласно которой Тухачевский вместе с другими противниками Сталина из армии и органов безопасности (в частности, управления охраны правительства) готовили военный переворот. Планировалось устранить как самого Сталина, так и его ближайших соратников. В дальнейшем, в соответствующих главах, я более детально остановлюсь на этом сюжете. Здесь же мне хотелось лишь найти более или менее логичное объяснение причин отсутствия сына на похоронах своей матери.
И хотя данное предположение является всего лишь предположением, думается, что оно близко к истине. Других более или менее правдоподобных объяснений я не нахожу. Обычаи и кавказский менталитет, конечно, диктовали Сталину, чтобы он проводил свою мать в последний путь. Тем более, что он отдавал себе отчет в том, что его отсутствие на похоронах нанесет ему серьезный моральный ущерб в глазах многих и предоставит дополнительные аргументы в руки его критиков, особенно в Грузии. Эти соображения нельзя считать малозначимыми, а он, как мы увидим из истории его жизни, придавал серьезное значение фактам и гораздо менее важным. Так что остается предположить, что сугубо политические соображения, связанные с тогдашней ситуацией в Москве, и явились причиной его отсутствия на похоронах матери.
Но очевидно и другое: какие бы мотивы ни лежали в основе его поступка, с чисто человеческой точки зрения, с позиций моральных принципов, такую линию поведения оправдать невозможно. Понять, найти объяснение — можно. Но оправдать нельзя.
В дальнейшем этот эпизод в жизни Сталина послужил для его критиков одним из аргументов, с помощью которого они делали далеко идущие выводы общего плана. Речь идет о том, что, отталкиваясь от него, приводя этот аргумент в качестве одного из многих других подобного рода, они доказывали, что Сталин был черствым и бездушным человеком, которому оказались чужды даже такие святые чувства, как сыновняя любовь и уважение к собственной матери. И если он так относился к матери, то нечего удивляться его безжалостному и порой садистскому отношению к другим людям — такова прямолинейная логика его критиков. С ней, конечно, трудно спорить. Но и считать ее достаточно убедительной и бесспорной тоже нельзя. За такого рода аргументацией явственно проглядывают сугубо политические цели — дискредитация Сталина по всем параметрам, «по всем азимутам», в том числе и в чисто семейном, в чисто человеческом плане.
Из опубликованных писем Сталина матери видно, что он постоянно и внимательно следит за ее здоровьем, дает ей довольно «бодрые» советы:
Вообще в письмах Сталина матери почти не встречаются какие-либо жалобы и сетования. Лишь