Политическая биография Сталина

НКИД пришло заявление о том, чтобы автономизировать республики. У тов. Раковского неясность по национальному вопросу. Вы полагаете, что если НКИД в республиках будут упразднены, а на этом настаивает тов. Ленин, чтобы они были слиты. (ГОЛОС: Объединены.) …Извините, никакого Союза у нас не будет, если у каждой республики будет свой Наркоминдел. Тов. Ленин забыл, он много забывал в последнее время, (выделено мною — Н.К.). Он забыл, что вместе с ним мы принимали основы Союза. (ГОЛОС: Он не был на пленуме.) Тов. Ленин забыл резолюцию, принятую на октябрьском пленуме о создании Союза, где говорится о слиянии 5-ти комиссариатов, объединении пути и оставлении нетронутыми 6-ти комиссариатов. Это тов. Ленин принял и утвердил. Затем это внесли в ЦК, который тоже это утвердил. Я готов представить любой документ»[1123].

Обратив внимание читателя на все эти нюансы в поведении Сталина и в его выступлениях, следует, однако, подчеркнуть самое важное — на съезде он, следуя указаниям, содержавшимся в письме Ленина по национальному вопросу, проявил себя решительным борцом против великодержавного шовинизма. Ни в одном другом докладе и выступлении Сталина не содержалось столько осуждающих слов по адресу великодержавного (т. е. великорусского) шовинизма, как на этом съезде. Понять и объяснить это можно. На мой взгляд, он, если делал это не по своей доброй воле, а из политической необходимости, то поступить иначе не мог. У него не было просто иного выхода, когда делегатам стало известно ленинское письмо по национальному вопросу. С другой стороны, выступая таким образом, он как бы снимал с себя ленинские обвинения в свой адрес, делал их предметом прошлого, а не проблемой сегодняшнего дня. Тем самым он укреплял свои политические позиции и в своеобразной, именно практической, форме дезавуировал обвинения в его адрес. Прежде всего данными соображениями я объясняю тот пыл, с которым Сталин обрушился на великодержавный шовинизм.

Однако осуждая великорусский шовинизм, подчеркивая его опасность в условиях введения новой экономической политики, Сталин старался как-то сбалансировать эту критику подчеркиванием реальной опасности и местного национализма. Это видно из следующего пассажа его доклада на съезде: «…в связи с нэпом во внутренней нашей жизни нарождается новая сила — великорусский шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения, бродящий по всем углам нашей федерации и ведущий к тому, что если мы этой новой силе не дадим решительного отпора, если мы ее не подсечём в корне, — а нэповские условия её взращивают, — мы рискуем оказаться перед картиной разрыва между пролетариатом бывшей державной нации и крестьянами ранее угнетённых наций, что будет означать подрыв диктатуры пролетариата.

Но нэп взращивает не только шовинизм великорусский, — он взращивает и шовинизм местный, особенно в тех республиках, которые имеют несколько национальностей. Я имею в виду Грузию, Азербайджан, Бухару, отчасти Туркестан, где мы имеем несколько национальностей, передовые элементы которых, может быть, скоро начнут конкурировать между собой за первенство. Этот местный шовинизм, конечно, не представляет по своей силе той опасности, которую представляет шовинизм великорусский. Но он всё-таки представляет опасность, грозя нам превратить некоторые республики в арену национальной склоки, подорвать там узы интернационализма»[1124] .

Если рассматривать такую постановку вопроса абстрактно, то вроде бы она не могла вызывать каких-либо принципиальных возражений. Действительно, проявления великорусского шовинизма имели место, однако весь вопрос в формах и степени такого рода проявлений. Синдромом великорусского шовинизма никогда не страдал русский народ в целом, что подтверждает вся история его сожительства с другими народами многонациональной империи. Отдельные проявления шовинизма со стороны остатков прежних классов помещиков и буржуазии, а также случаи проявления его на бытовом уровне, что также, к сожалению, встречалось, — все это никак не давало оснований в столь широкой и обобщенной форме ставить вопрос об опасности великорусского шовинизма. И не только ставить, но и класть в основу общегосударственной национальной политики. Это тем более было чревато негативными последствиями, поскольку фактически только начинался реализовываться на практике проект создания единого многонационального государства. При такой постановке вопроса затушевывалось главное — на кого же должны были ориентироваться все национальности создававшегося государства, как не на русский народ. Народ, всегда бывший становым хребтом российской государственности. То, что ныне эта государственность выступала в советской форме, отнюдь не отменяло цементирующей роли русского народа в новом государственном строительстве. Поэтому центр атаки против великорусского шовинизма следует рассматривать скорее как дань классическим догмам ленинизма, чем отражением реально стоявших в тот период задач. И надо признать, что Сталин, с одной стороны, под прямым мощным прессом ленинской критики, а, с другой стороны, следуя в данном случае узкоклассовому подходу, допустил явный перекос в сторону разоблачения пресловутого великорусского шовинизма.

Мой комментарий вовсе не означает, что я становлюсь на позицию защитника шовинизма вообще и великорусского шовинизма в особенности. По мне любые проявления шовинизма достойны самого резкого осуждения, в том числе и великорусского шовинизма. Однако, как говорится, существует опасность выплеснуть вместе с водой и ребенка. Концентрировать направление главного удара в деле национально- государственного строительства против великорусского шовинизма, в условиях, когда все нации и национальности сплачивались вокруг русского народа в созидании принципиально иной государственности, было ошибочно.

При анализе данной проблемы нельзя обойти молчанием еще один момент. Речь идет о том, что в начале 20-х годов в среде русской эмиграции на Западе сформировалось так называемое «сменовеховство» (от названия журнала «Смена вех», выпущенного в Праге летом 1921 года группой кадетско-октябристских деятелей (Н.В. Устрялов, Ю.В. Ключников и др.). В целом выражая реставраторскую идеологию новой (нэпманской) буржуазии в России, сменовеховцы одновременно хвалили большевиков за то, что они восстанавливают единство российского государство. Естественно, что большевиками эта похвала «справа» рассматривалась как своего рода пощечина, как намек на то, что они якобы отказались от своих революционных идеалов. Вот почему Сталин, в частности, посчитал необходимым дать отпор этим утверждениям сменовеховцев, сделав акцент на том, что большевики, мол, не реставрируют идеи деникинцев о единой и неделимой России. «Не случайность и то, что господа сменовеховцы похваливают коммунистов-большевиков, как бы говоря: вы о большевизме сколько угодно говорите, о ваших интернационалистских тенденциях сколько угодно болтайте, а мы-то знаем, что то, что не удалось устроить Деникину, вы это устроите, что идею великой России вы, большевики, восстановили или вы её, во всяком случае, восстановите»[1125].

Но это, так сказать, обстоятельства привходящего рода, не дающие основания как-то пересматривать нашу общую оценку позиции Сталина в вопросе борьбы против великорусского шовинизма.

Мне думается, что в дальнейшем Сталин прекрасно осознал всю сложную диалектику данного вопроса. Поэтому в его теоретических работах и в практической деятельности не наблюдалось столь ожесточенных выпадов против великорусского шовинизма. Тем более, что зачастую местные националисты под борьбой против великодержавного шовинизма понимали просто-напросто борьбу против русских, разжигая в отношении них чувства неприязни, распространяя несправедливые, необоснованные упреки и т. п. Лишний раз подтверждалась истина, что любую, даже самую правильную кампанию, легко можно направить в совершенно противоположное русло. Все это должно было учитываться при объявлении великорусского шовинизма главной угрозой и главной опасностью в деле национально-государственного строительства.

Не совсем четко выраженное, но все же достаточно внятное понимание этого вопроса прозвучало и в докладе Сталина. Сделав, как это и полагалось, выпад против великорусского шовинизма, объявив его фактическим источником, первопричиной зарождения местного национализма, Сталин не ограничился только этим. Приведу соответствующее место из его доклада: «Конечно, если бы не было великорусского шовинизма, который является наступательным, потому что он силен, потому что он и раньше был силен, и навыки угнетать и принижать у него остались, — если бы великорусского шовинизма не было, то, может быть, и шовинизм местный, как ответ на шовинизм великорусский, существовал бы, так сказать, в минимальном, в миниатюрном виде, потому что в последнем счёте антирусский национализм есть