Политическая биография Сталина

Обстоятельства кооптации Сталина в состав ЦК вызывали и вызывают определенные споры среди историков. Остановимся несколько более детально как на самой Пражской конференции, так и на введении Сталина в состав ЦК. В период господства культа личности Сталина, а затем и после развенчания его культа на XX съезде КПСС Хрущевым в историко-партийной литературе велась довольно оживленная, хотя, на мой взгляд, несколько схоластическая дискуссия относительно места Пражской конференции в истории становления большевизма как идейного течения и самой большевистской партии как организационного воплощения этого течения. Суть полемики сводилась к тому, что в разряд принципиальных разночтений возводились оценки Пражской конференции, данные в «Кратком курсе», которые якобы извращали подлинную историю партии. В «Кратком курсе» говорилось: «На этой конференции были изгнаны из партии меньшевики, навсегда было покончено с формальным объединением большевиков в одной партии с меньшевиками. Из политической группы большевики оформляются в самостоятельную Российскую социал-демократическую рабочую партию (большевиков). Пражская конференция положила начало партии нового типа, партии ленинизма, большевистской партии.»[406]

Противники такой трактовки усматривали в этом чудовищную фальсификацию, поскольку, мол, большевизм как политическое течение существовал с 1903 года. Эта точка зрения отражена в многотомной истории КПСС, изданной в брежневские времена. Там, в частности, говорилось: «Ранее, в «Кратком курсе истории ВКП(б)» давалась неправильная оценка Пражской партийной конференции, указывалось, что конференция «положила начало партии нового типа, партии ленинизма, большевистской партии». На самом же деле большевистская партия, как писал Ленин, существует с 1903 года, то есть со времени II съезда РСДРП. Анализ новых материалов показывает, что в работах по истории партии, написанных под влиянием культа личности, неточно освещалась роль Сталина в подготовке и проведении Пражской конференции, утверждалось, будто эта конференция избрала Сталина членом ЦК, тогда как он был кооптирован пленумом ЦК, состоявшимся в конце конференции»[407].

Однако, как ни крути, к каким ленинским цитатам ни прибегай, но оспорить тот факт, что Пражская конференция «оформила самостоятельное существование большевистской партии», о чем говорилось в «Кратком курсе», невозможно. Ведь вся история социал-демократического движения, в том числе и большевистского крыла его, до этой конференции, все многочисленные попытки объединения большевиков и меньшевиков во имя общей борьбы с царизмом, — все это исторические факты. Сама Пражская конференция подвела закономерный и логический итог внутрипартийной борьбе и впервые оформила образование самостоятельной партии. Причем надо заметить, что и в дальнейшем, уже после Пражской конференции, объединительные тенденции в социал-демократическом движении отнюдь не исчезли, не были похоронены раз и навсегда. Достаточно обратиться к работам самого Ленина данного периода, чтобы убедиться в этом. Писал на эту тему и Сталин, в частности, в первой передовой статье газеты «Правда» от 22 апреля 1912 г., написанной им, говорилось:

«Мы отнюдь не намерены замазывать разногласий, имеющихся среди социал- демократических рабочих. Более того: мы думаем, что мощное и полное жизни движение немыслимо без разногласий, — только на кладбище осуществимо «полное тождество взглядов»! Но это ещё не значит, что пунктов расхождения больше, чем пунктов схождения. Далеко нет! Как бы ни расходились передовые рабочие, они не могут забыть, что все они, без различия фракций, — одинаково эксплуатируемы, что все они, без различия фракций, одинаково бесправны… Поскольку мы должны быть непримиримы по отношению к врагам, постольку же требуется от нас уступчивость по отношению друг к другу.»[408] Не только содержание, но и тональность процитированного отрывка дают ясное представление о том, что и после выделения в самостоятельную партию большевики вовсе не поставили раз и навсегда крест на возможности в дальнейшем общих действий с другими фракциями в рамках общего социал-демократического движения.

К тому же, если большевистская партия существовала как политическая партия с 1903 года, то к чему были ожесточенные схватки за созыв и проведение Стокгольмского и Лондонского съездов, неистовые политические баталии на самих этих съездах, не говоря уже о других форумах менее представительного характера. Ведь непримиримая межпартийная борьба между большевиками и меньшевиками буквально пронизывала всю деятельность как центральных, так и местных органов формально единой партии. Так что оценка Пражской конференции, данная во времена Сталина, в целом соответствовала действительным историческим фактам. При этом, как мне представляется, напрямую связывать такую оценку со стремлением возвысить роль Сталина — значит однобоко и тенденциозно трактовать исторические события. В конечном счете, весь спор по поводу Пражской конференции носил во многом чисто схоластический характер, ибо по- своему справедливы были обе точки зрения. Большевизм как идейное и политическое течение существовал даже не со времени раскола в 1903 году, но фактически и раньше. Равно как верно и то, что в качестве самостоятельной политической партии большевизм оформился на Пражской конференции в январе 1912 года.

К чисто формальным, не имеющим принципиального характера, обстоятельствам, следует, на мой взгляд, отнести и факт кооптации, а не избрания Сталина на этой конференции в состав Центрального Комитета. Но прежде чем более детально рассмотреть вопрос о том, когда и как Сталин оказался в составе ЦК партии большевиков, необходимо затронуть один момент, на который обращает особое внимание Троцкий в своей книге о Сталине. Он приводит слова некоего историка Рябичева: «В марте — апреле 1910 г. удается, наконец, создать российскую коллегию ЦК. В состав этой коллегии входит и Сталин. Однако эта коллегия не успела развернуть работы: вся она была арестована». «Если это верно, то Коба, по крайне мере формально, вошел с 1910 г. в состав ЦК. Важная веха в его биографии! Однако это не верно, — пишет Троцкий. — За пятнадцать лет до Рабичева старый большевик Германов (Фрумкин)[409] рассказал следующее: «На совещании пишущего эти строки с Ногиным было решено предложить ЦК утвердить следующий список пятерки — русской части ЦК: Ногин, Дубровинский, Малиновский, Сталин и Милютин» Дело шло, таким образом, не о решении ЦК, а лишь о проекте двух большевиков. «Сталин был нам обоим лично известен, — продолжает Германов, — как один из лучших и более активных бакинских работников. Ногин поехал в Баку договориться с ним, но по ряду причин Сталин не мог взять на себя обязанности члена ЦК». В чем именно состояла помеха, Германов не говорит[410]. Сам Ногин писал о своей поездке в Баку два года спустя: «В глубоком подполье находился Сталин (Коба), широко известный в то время на Кавказе и принужденный тщательно скрываться на Балаханских промыслах» Из рассказа Ногина вытекает, что он даже не повидался с Кобой.»[411]

Далее Троцкий заключает, что «можно с уверенностью предположить, что причиной неудачи миссии Ногина послужило недавнее участие Кобы в «боевых действиях»[412].

Как можно прокомментировать изложенное выше? Конечно, обстоятельства всего этого дела — первой попытки включить Кобу в состав российской коллегии ЦК — с надлежащей достоверностью выяснить невозможно. Сами условия подпольной революционной деятельности, естественно, предполагали строгую конспирацию, особенно когда это касалось такого вопроса, как персональный состав руководящих органов партии. Однако мне хотелось бы подчеркнуть другое: независимо от того, соответствуют ли истине приведенные выше обстоятельства, бесспорным остается тот факт, что уже тогда вопрос о привлечении Кобы к работе руководящих органов партии рассматривался в практическом плане. Это убедительно говорит в пользу того, что он к тому времени пользовался известностью и определенным авторитетом не только в местных партийных организациях, где преимущественно протекала его работа, но и во всероссийском общепартийном масштабе.

Теперь коснемся вопроса о кооптации Сталина в состав ЦК партии большевиков на Пражской конференции. Во-первых, следует особо подчеркнуть, что такая кооптация состоялась не после конференции, а во время ее работы. С долей сомнений можно предположить, что такой метод был, возможно, обусловлен прежде всего условиями самой конспиративной деятельности партии, которая находилась под неусыпным пристальным оком царской охранки. Были необходимы какие-то меры, способные обезопасить деятельность членов ЦК. Ведь не случайно, что к началу первой мировой войны чуть ли не все