Политическая биография Сталина. Том 2

На конференции марксистов-аграрников критике была подвергнута имевшая довольно широкую известность так называемая теория «равновесия» секторов народного хозяйства. Согласно этой теории социалистический и капиталистический секторы развиваются мирно, без борьбы классов, постепенно сливаясь в будущем в единое социалистическое хозяйство. В действительности социально-экономическое развитие проходило в обстановке острой классовой борьбы между социализмом и капитализмом. Кроме того, социалистическая промышленность развивалась на основе расширенного воспроизводства, а мелкие крестьянские хозяйства — на базе простого воспроизводства. Сталин полагал, что этим самым создавалась реальная опасность срыва индустриализации страны. По его мнению, теория «равновесия» имела целью оправдать сохранение мелких индивидуальных крестьянских хозяйств, вооружить кулацкие элементы «новым» теоретическим оружием в борьбе с колхозами и дискредитировать колхозное движение.

Именно в выступлении на этой конференции Генеральный секретарь выдвинул и обосновал новый курс — на ликвидацию кулачества как класса. Он заявил, что это — «поворот в политике нашей партии»[520]. Расшифровывая суть поворота, Сталин пояснил: «Это значит, что от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества, как класса. Это значит, что мы проделали и продолжаем проделывать один из решающих поворотов во всей нашей политике.

До последнего времени партия стояла на позиции ограничения эксплуататорских тенденций кулачества. Известно, что эта политика была провозглашена еще на VIII съезде партии. Она, эта самая политика, была вновь возвещена при введении нэпа и на XI съезде нашей партии. Всем памятно известное письмо Ленина о тезисах Преображенского (1922 г.), где он вновь возвращается к вопросу о необходимости проведения такой именно политики. Она была, наконец, подтверждена XV съездом нашей партии. Ее и проводили мы до последнего времени»[521] .

Необходимость и объективную возможность перехода к новой политике в отношении кулачества генсек мотивировал успехами в деле коллективизации, в укреплении союза между рабочим классом и крестьянством в лице бедняков и середняков. По его словам, «крестьянин старого типа с его зверским недоверием к городу, как к грабителю, отходит на задний план. Его сменяет новый крестьянин, крестьянин-колхозник, смотрящий на город с надеждой на получение оттуда реальной производственной помощи. На смену крестьянину старого типа, боящемуся опуститься до бедноты и лишь украдкой подымающемуся до положения кулака (могут лишить избирательного права!), приходит новый крестьянин, имеющий новую перспективу — пойти в колхоз и выбраться из нищеты и темноты на широкую дорогу хозяйственного и культурного подъема»[522].

Генеральный секретарь широкими и чрезмерно радужными мазками нарисовал перспективы новой политики. Он, в частности, сказал: «Теперь у нас имеется… материальная база для того, чтобы заменить кулацкое производство производством колхозов и совхозов. Именно поэтому наше решительное наступление на кулачество имеет теперь несомненный успех.

Вот как надо наступать на кулачество, если говорить о действительном и решительном наступлении, а не ограничиваться пустопорожней декламацией против кулачества.

Вот почему мы перешли в последнее время от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества, как класса.

Ну, а как быть с политикой раскулачивания, можно ли допустить раскулачивание в районах сплошной коллективизации? — спрашивают с разных сторон. Смешной вопрос! Раскулачивания нельзя было допускать, пока мы стояли на точке зрения ограничения эксплуататорских тенденций кулачества, пока мы не имели возможности перейти в решительное наступление против кулачества, пока у нас не было возможности заменить кулацкое производство производством колхозов и совхозов. Тогда политика недопустимости раскулачивания была необходима и правильна. А теперь? Теперь — другое дело. Теперь мы имеем возможность повести решительное наступление на кулачество, сломить его сопротивление, ликвидировать его, как класс, и заменить его производство производством колхозов и совхозов. Теперь раскулачивание производится самими бедняцко-середняцкими массами, осуществляющими сплошную коллективизацию. Теперь раскулачивание в районах сплошной коллективизации не есть уже простая административная мера. Теперь раскулачивание представляет там составную часть образования и развития колхозов. Поэтому смешно и несерьезно распространяться теперь о раскулачивании. Снявши голову, по волосам не плачут»[523].

И через довольно короткий промежуток времени Сталин, как бы в назидание бывшим правым оппозиционерам, с преждевременным торжественным пафосом заявил, что по сравнению с политикой ликвидации кулачества как класса «чрезвычайные меры против кулачества представляют пустышку. И ничего — живём»[524].

Читая эти заявления генсека невольно можно подумать, что он впал в состояние политической эйфории. Предвидел ли он масштабы сопротивления со стороны не только кулаков, но и достаточно широких масс сельского населения? Мне думается, что подлинные масштабы сопротивления и для него самого явились в определенной степени неожиданностью. Впрочем, достаточно вспомнить его признания Черчиллю, чтобы признать такое предположение вполне реальным.

Если обратиться к реалиям, то политика ликвидации кулачества как класса была качественно новой политикой. Она коренным образом отличалась от политики ограничения и вытеснения кулацких хозяйств, при которой кулакам разрешалось арендовать землю, применять наемную рабочую силу, сдавать в аренду рабочий скот, сельскохозяйственные машины и инвентарь. Проводимое при этом обложение кулацких хозяйств высоким налогом задерживало их рост, вело к вытеснению отдельных хозяйств, но не могло ликвидировать кулачество в целом. Существо же политики ликвидации кулачества как класса заключалось в лишении его средств производства.

На эту сторону проблемы Сталин обращал особое внимание. Он исходил из посылки, что вообще успех или поражение политики коллективизации зависят в решающей мере от того, удастся или нет сломить сопротивление кулаков и смести их с исторической сцены. «Чтобы вытеснить кулачество, как класс, для этого недостаточно политики ограничения и вытеснения отдельных его отрядов. Чтобы вытеснить кулачество, как класс, надо сломить в открытом бою сопротивление этого класса и лишить его производственных источников существования и развития (свободное пользование землей, орудия производства, аренда, право найма труда и т. д.).

Это и есть поворот к политике ликвидации кулачества, как класса. Без этого разговоры о вытеснении кулачества, как класса, есть пустая болтовня, угодная и выгодная лишь правым уклонистам. Без этого немыслима никакая серьезная, а тем более сплошная коллективизация деревни. Это хорошо поняли бедняки и середняки нашей деревни, громящие кулачество и осуществляющие сплошную коллективизацию»[525].

Однако — и это надо особо подчеркнуть — этим данная политика не ограничивалась. Сугубо экономические меры, по мнению Сталина, не могли решить столь грандиозную и многоплановую проблему. Кулачество к концу НЭПа представляло собой внушительную социальную и экономическую силу. В 1927 году в стране насчитывалось 1,1 миллиона кулацких хозяйств, которые располагали значительной материальной базой. Кулаки засевали 15 процентов посевной площади страны, сосредоточивали в своих хозяйствах 11,2 процента всего рабочего скота и большую часть сельскохозяйственных машин[526].

В практическом плане реализация принятой политики была чрезвычайно сложным и весьма трудоемким делом. Необходимо было разработать и соответствующим образом оформить правовые и административные акты, на базе которых эта политика проводилась бы в жизнь. По инициативе лично Сталина в конце января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) вынесло решение «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Согласно этому решению кулаки разделялись на три категории. Представители первой категории — организаторы массовых антисоветских выступлений и террористических актов — по решению судебных органов подлежали изоляции. Крупные кулаки и бывшие полупомещики, составлявшие вторую категорию, выселялись в малонаселенные районы СССР. В третью, самую многочисленную категорию, входили остальные кулаки. Они переселялись на земли, находившиеся за пределами колхозов. Постановление указывало, что при ликвидации кулачества в районах сплошной коллективизации необходимо исходить из фактического числа кулацких хозяйств. Тем самым сталинское