Зиновьевск. В 1925 году Царицын получил название Сталинград, что свидетельствовало о повышении формального и реального статуса генсека в советской иерархии[42].
Небольшой экскурс в генезис большевистских атрибутов культа личности говорит о многом, но я хотел бы акцентировать внимание читателя на таком факте: Сталин отнюдь не был пионером и первопроходцем в деле насаждения своего собственного культа личности. Корни этого явления уходят во времена, когда он еще не обладал единовластием, а тем более всевластием. Хотя именно с его именем ассоциируется в обиходном восприятии даже само понятие культ личности.
Постепенно набиравшая свои обороты практика превознесения большевистских вождей была (как бы помягче выразиться!) не просто фоном, а некоей дымовой завесой, скрывавшей все более разраставшуюся политическую борьбу между ними, порой принимавшую формы откровенной склоки в верхах. Но в действительности речь шла не просто о противостоянии и противоборстве отдельных личностей. В первую очередь вопрос стоял о власти, и не просто о самой власти, а о власти как инструменте осуществления определенного политического курса. На мой взгляд, довольно поверхностной, а потому и не вскрывающей всей значимости политической борьбы того времени, является точка зрения, согласно которой речь шла прежде всего и преимущественно о борьбе за личную власть. Утверждать это — значит серьезно упрощать реальную картину того времени. Конечно, имела место борьба за власть. Но правильно констатируя этот факт, нельзя ставить точку. Нужно также добавить, что сама борьба за власть выступала реальным отражением и выражением противостояния противоположных политических, и даже можно сказать, мировоззренческих, подходов к вопросу о путях развития страны.
Длительная физическая агония вождя партии Ленина стала одновременно и причиной, и мощным катализатором ожесточенной борьбы за власть в партийной верхушке. Эта борьба носила по большей части подковёрный характер, поскольку тогдашние ведущие лидеры, к числу которых в первую очередь принадлежал Сталин, всячески стремились скрыть не только от широких партийных масс, но и от средних слоев партии, не говоря уже о населении страны, сам факт борьбы за власть у постели умиравшего вождя. С нравственной и политической точек зрения признание подобного факта явно дискредитировало бы как самого Сталина, так и его оппонентов. Хотя всем прекрасно была известна острая и принципиальная дискуссия по коренным вопросам политики и экономики, развернувшаяся в тот период. Однако и та, и другая сторона неизменно подчеркивали, что речь идет прежде всего о разногласиях по вопросам стратегии и тактики партии, а отнюдь не о личных властных позициях той или иной ключевой фигуры в партийном ареопаге.
Смерть Ленина не положила конца этой борьбе. Напротив, она придала ей еще более масштабный и более ожесточенный характер. Как было показано в первом томе, основной оппонент Сталина в тот период Троцкий ко времени смерти Ленина потерпел поражение в ходе общепартийной дискуссии 1923 года. Однако поражение было частичным, оно отнюдь не означало полного устранения Троцкого из числа претендентов на ленинское политическое наследство. Но так случилось, что в момент смерти Ленина Троцкий заболел и оказался выключенным из мероприятий, связанных с кончиной вождя. Некоторые историки полагают, что данное обстоятельство якобы явилось решающей предпосылкой того, что в дальнейшем Троцкий потерпел окончательное поражение в борьбе за власть. Сам Троцкий, находившийся в то время на Кавказе, неоднократно писал о том, что его сознательно ввели в заблуждение относительно даты похорон Ленина, чтобы исключить возможность его присутствия на них.
Данное объяснение, сводящее все к коварству Сталина, не выдерживает серьезной критики. Многие исследователи справедливо считают это объяснение несостоятельным и фальшивым. В частности, американский биограф Сталина А. Улам пишет в связи с этим:
Некоторые любопытные детали, проливающие свет на этот эпизод, содержатся в мемуарах А.И. Микояна. Вот что он писал:
«Будучи на квартире у Сталина, я спросил его, приедет ли на похороны Троцкий из Сухуми. Он ответил, что Троцкий вызвал его к прямому проводу и, узнав, на какое число назначены похороны Ленина, сказал, что он, к сожалению, не успеет прибыть вовремя.
Я был поражен, что в такой момент он может продолжать отдых в Сухуми. По железной дороге тогда он действительно не мог вовремя успеть. Зато он мог использовать самолет. Еще в 1923 г. начали летать самолеты гражданской авиации. Тогда у нас работала также германская воздушная компания «Люфтганза». В частности, ее самолеты были в Ростове. Он мог бы использовать и военный самолет для такого экстренного случая — долететь на нем до Ростова или Харькова, а оттуда поездом — и успеть. Это поведение Троцкого показалось мне возмутительным, характеризующим его личность с самой отрицательной стороны. Я это высказал Сталину»[45].
Некоторые адепты Троцкого впоследствии высказывались в том ключе, что неучастие в похоронах Ленина явилось самой трагической ошибкой их патрона и предопределило в дальнейшем его политическое фиаско. Я не склонен придавать этому эпизоду решающего значения, поскольку поражение Троцкого, как мне представляется, коренилось не в тех или иных ошибках тактического плана, а в несостоятельности его стратегической платформы в целом и основанной на ней политической линии. В данном случае, видимо, какие-то политические расчеты стали побудительной причиной того, что он фактически уклонился от этого. Кроме того, спекуляции насчет того, что своим фактическим отказом приехать на похороны Троцкий якобы сам себе вырыл политическую могилу, мягко говоря, не согласуются с фактами и противоречат реальному соотношению сил в большевистской верхушке в рассматриваемый период.
Расклад сил в партийном руководстве в тот период оставался прежним и характеризовался тем, что условно можно назвать неустойчивой стабильностью. По-прежнему доминирующее положение занимала «тройка» в составе Сталина, Зиновьева и Каменева. Как я уже писал в первом томе, этот альянс, а скорее всего мезальянс, с самого своего возникновения был обречен на распад, поскольку соединял в себе людей, которых объединили не столько единство политической мысли, сколько интересы борьбы против Троцкого, претендовавшего занять после смерти Ленина вакантное место единоличного вождя. По ряду чисто формальных признаков можно было посчитать, что первую скрипку в этом политическом трио играет Зиновьев. Он и чаще выступал с публичными речами, кичился своим постом председателя Исполкома Коминтерна (ИККИ), и мнил себя крупным теоретиком, словом, именно той фигурой, которая по всем параметрам отвечала требованиям, предъявляемым к преемнику Ленина. Однако он глубоко заблуждался в своих самообольщениях, что со всей убедительностью подтвердила дальнейшая история и логика внутрипартийной борьбы.
Действительно реальные шансы стать единоличным преемником вождя имел в тот период Сталин. Но эти шансы не служили еще достаточной гарантией того, что они могли как бы самореализоваться. Предстояла серьезная и в тот период еще не в полной мере обреченная на успех борьба за ленинское политическое наследство. Первым шагом на этом пути, как отмечалось выше, явился, на поверхностный взгляд, стихийный, но на деле четко спланированный курс на создание культа личности вождя. Сталин при этом считал, что это даст ему преимущества как в завершении борьбы против Троцкого, так и в предстоявшей с неминуемой неотвратимостью схватке с Зиновьевым и Каменевым. Троцкий, как известно, примкнул к большевикам лишь в 1917 году. И поэтому по всем критериям не мог быть причислен к когорте большевистской партии. Что же касается Зиновьева и Каменева, то над ними дамокловым мечом висела их позиция в октябре 1917 года, когда они публично выступили против захвата власти большевиками. Подобное прегрешение при всем желании нельзя было отнести к разряду мелких политических ошибок, от которых
