Политическая биография Сталина. Том 2

другой формулировкой, более точной и правильной. Троцкий, видимо, не доволен этим. Почему, на каком основании, — он так и не сказал. Что может быть плохого в том, что я исправил неточную формулировку, заменив её точной? Я вовсе не считаю себя безгрешным. Я думаю, что партия может только выиграть, если ошибка, допущенная тем или иным товарищем, признаётся им и исправляется потом. Что хочет, собственно, сказать Троцкий, подчёркивая этот факт? Может быть, он хочет последовать хорошему примеру и заняться, наконец, исправлением своих многочисленных ошибок? (Аплодисменты, смех) Что же, я готов ему помочь в этом деле, если тут нужна моя помощь, готов его подтолкнуть и помочь ему. (Аплодисменты, смех) Но Троцкий преследует, видимо, какую-то другую цель. Если это верно, то я должен сказать, что его попытка есть попытка с негодными средствами»[134].

Надо признать, что доводы, приведенные Генеральным секретарем, выглядели вполне убедительными. Когда было нужно, он умел и каяться в своих заблуждениях.

В апреле 1925 года состоялась XIV конференция партии, которая в косвенном виде закрепила промежуточное толкование проблемы построения социализма в одной стране. Я пишу в косвенном виде, поскольку речь шла всего лишь об одобрении тезисов, разработанных в связи с расширенным пленумом Исполкома Коминтерна. Прямо и непосредственно данная проблема на самой конференции, в которой принимал участие и Сталин (но примечательно, что он на ней не выступал ни с докладом, ни просто в прениях), не обсуждалась. Конференция фактически лишь санкционировала тезисы, где в, частности, говорилось: «Опыт русской революции доказал, что такая первая победа в одной стране не только возможна, но что при ряде благоприятных обстоятельств эта первая страна победоносной пролетарской революции может (при известной поддержке международного пролетариата) продержаться и упрочиться на долгий период, даже в том случае, когда эта поддержка не выливается в форме прямых пролетарских революций в других странах»[135].

Сразу бросается в глаза некоторая условность и даже неопределенность формулировки. И это не случайно, поскольку на следующей странице тезисов приводятся ленинские положения на этот счет. Я их процитирую в том виде, как они даны там, чтобы читатель смог убедиться в противоречивости взглядов самого Ленина по этому вопросу:

«Если смотреть во всемирно-историческом масштабе, то не подлежит никакому сомнению, что конечная победа нашей революции, если бы она осталась одинокой, если бы не было революционного движения в других странах, была бы безнадежной».

«Когда три года назад мы ставили вопрос о задачах и условиях победы пролетарской революции в России, мы всегда говорили, что прочной не может быть эта победа, если только ее не поддержит пролетарская революция на Западе, что правильная оценка нашей революции возможна только с точки зрения международной. Для того, чтобы добиться того, чтобы победить прочно, мы должны добиться победы пролетарской революции во всех или, по крайней мере, в нескольких главных капиталистических странах».

«Это коренное положение ленинизма остается целиком верным и теперь,» — черным по белому записано в утвержденных конференцией тезисах[136].

Кстати сказать, с докладом по этому вопросу выступал Зиновьев, что, очевидно, и предопределило какую-то невнятность и сумбурность постановки вопроса в целом.

Сталин вскоре после конференции выступил с докладом, посвященным итогам ее работы. В нем он фактически в эпицентр внимания поставил вопрос «о судьбах социализма в Советском Союзе». И, разумеется, попытался дать свою интерпретацию проблемы, сделав упор на анализе противоречий, преодоление которых как раз и делает возможным построение социализма в нашей стране. Надо заметить, что сталинская трактовка шла гораздо дальше и в определенной степени снимала ленинский пессимизм относительно возможности полной победы социализма в одной стране без соответствующей международной поддержки в виде революций в других странах. Здесь Сталин четко разграничил внутренние и внешние предпосылки для победы социализма в одной стране. Он утверждал, что в Советском Союзе имеются все необходимые внутренние условия для построения полного социалистического общества. Его аргументация звучала вполне резонно и убедительно и отличалась четкой нацеленностью на доказательство того, что отрицание возможности построения социализма равносильно позорной и добровольной исторической капитуляции:

«В противном случае нечего было брать власть в октябре и устраивать Октябрьскую революцию. Ибо если возможность и необходимость построения полного социалистического общества исключается по тем или иным соображениям, то тем самым теряет смысл и Октябрьская революция. Кто отрицает возможность построения социализма в одной стране, тот должен обязательно отрицать и правомерность Октябрьской революции»[137].

Сталин разделил (и вполне резонно) вопрос о строительстве социализма с точки зрения наличия внутренних предпосылок для этого от вопроса о внешних, т. е. международных условий, без учета которых ставить вообще проблему строительства нового общественного строя было бы беспредметно. Для увязки этих двух предпосылок в нечто единое целое, он выдвинул тезис об окончательной победе социализма в одной стране. Иначе говоря, полная победа возможна, поскольку это зависит прежде всего от нас самих, а окончательная невозможна, поскольку это зависит от внешних факторов, определять которые — вне пределов нашей власти. Вот это положение в формулировке Сталина: «… усилий одной страны, если даже эта страна является страной пролетарской диктатуры, недостаточно для того, чтобы полностью гарантировать её от опасности интервенции. Полная гарантия от интервенции, а значит, и окончательная победа социализма возможна, ввиду этого, лишь в международном масштабе, лишь в результате совместных усилий пролетариев ряда стран, или — ещё лучше — лишь в результате победы пролетариев нескольких стран»[138].

Я не стану вдаваться во все детали сталинской аргументации, равно как и прослеживать постепенную кристаллизацию его идей до тех пор, пока они не приняли четкую и вполне определенную форму. Для этого понадобилось бы слишком много места. Замечу лишь, что ожесточенные дебаты по вопросу данной концепции продолжались на протяжении еще трех с лишним лет и выступали в качестве краеугольного камня противоборства сталинской группировки с оппозиций — сначала в лице Троцкого, а затем объединившихся с ним Зиновьева и Каменева. Следует добавить, что позицию Сталина в дискуссии в основном поддерживал и Бухарин. Однако его видение перспектив социалистического строительства в существенных моментах отличалось от сталинского. Это наглядно видно из следующих слов Бухарина: «Мы в этих дискуссиях вполне завоевали, мне кажется, для всей партии ясное и точное убеждение в том, что из-за классовых различий внутри нашей страны, из-за нашей технической отсталости мы не погибнем, что мы можем строить социализм даже на этой нищенской технической базе, что этот рост социализма будет во много раз медленнее, что мы будем плестись черепашьим шагом, но что все-таки мы социализм строим и что мы его построим»[139].

Точка зрения Бухарина вроде в своей основе совпадает со сталинской. Однако это только на первый взгляд, поскольку строительство социализма «черепашьими темпами» фактически обрекало страну в лучшем случае на неопределенно долгое прозябание, а в худшем — на неизбежный крах, поскольку внешние условия требовали преодоления российской отсталости в максимально короткие исторические сроки. В противном случае весь этот сыр-бор вокруг идеи строительства социализма терял всякий практический смысл, ибо наша страна была бы раздавлена внешними силами. Впоследствии проблема темпов развития, источников для роста промышленного производства, путей и методов подъема сельскохозяйственного производства — все эти и ряд других вопросов, стали камнем преткновения в отношениях Сталина с группой Бухарина — Рыкова, Но об этом пойдет речь в одной из последующих глав.

Здесь же я считаю уместным затронуть еще один вопрос. Троцкий и его сторонники в критике сталинской концепции социализма в одной стране апеллировали к высказываниям на этот счет Ленина. Аналогичным образом поступал и Сталин, поскольку ссылки на Ленина в среде большевиков той поры были равнозначны тому, что для христиан значили высказывания из Нового Завета. И обе стороны прикрывались