Журнал `Юность`, 1974-7

стать неуловимыми. Но их все-таки распознавали, несмотря на «перевоплощение».

Людей, завербованных разведками на месте, в СССР, нельзя смешивать в одну кучу. Это тоже подтверждается приводимыми в книге примерами. Среди них есть настоящие классовые враги, ненавидящие советский строй. Есть морально распущенные люди, пошляки-недоноски, готовые на все, чтобы поживиться деньгами и предаться дешевым удовольствиям, натуры типа Пеньковского. Есть слабые характеры, люди, у которых хребет под нажимом быстро ломается. Поняв, что вступили на скользкий путь, они не находит в себе силы остановиться и, чего бы это ни стоило, рассчитаться с прошлым. Такие запутываются все больше и больше и рано или поздно гибнут. И есть, наконец, просто глупые люди, которые не понимают, с кем и с чем имеют дело, и начинают прозревать, когда предательство уже совершено.

Ошибается и тот предатель, кто ищет в шпионаже для империалистов романтику. Это — грязное дело, занимаясь которым человек гниет при жизни, тяжело дышит каждую секунду и в конце концов начинает ненавидеть самого себя. Вот почему книга «Тайный фронт» и не читается как детективный роман. Речь идет об уродливой политике, уродливых и подломанных людях.

Автор подчеркивает свою уверенность, что политическая сознательность людей, строящих коммунизм, обрекает планы империалистических разведок на провал. В то же время он отмечает, что бдительность советских людей не имеет ничего общего со шпиономанией. «Повышая политическую бдительность, — пишет он, — нельзя допускать, чтобы среди советских людей создавалась атмосфера подозрительности и недоверия. Настоящая бдительность заключается в умении распознавать действительных врагов». Это верно. Такое умение и есть главное.

«Тайный фронт» существует и будет существовать до тех пор, пока в мире действуют две противоположные общественные системы. Ни одна книга не может раскрыть все секреты операций на этом фронте. Тем не менее в работе С.К.Цвигуна собран большой фактический материал. Прочесть эту книгу молодым людям стоит.

Владимир Савельев

Отцовской шашке ныне
в утиль, видать, пора…
Она плескалась в сини, болталась у бедра.
И презирала жалость, остра и холодна.
В ней бурно отражалась гражданская война.
Походы. Грады. Веси. И травы. И снега.
Насечка на эфесе сурова и строга.
Изогнуты, тревожны, ободраны слегка
Стареющие ножны — темница для клинка.
Подолгу, в каждом веке
живет минувший век.
Но свет борьбы навеки запомнит человек.
Грустит о прежней силе та шашка
над тахтой,
Висит в моей квартире огромной запятой.
Висит. И взглядом хмурым,
когда сожмет тоска,
Встречаюсь я с прищуром
слепящего клинка.

Я вас люблю

Притрушенные сплошь соломою загоны
желтели на плечах июля, как погоны.
В глаза летела пыль да сенная труха,
и холостой завмаг, ловкач и перестарок,
под чахлым топольком обедавших доярок
сторонкой обходил подальше от греха.
Естественно смурны, наигранно бедовы
гадали мне ни в чох не верящие вдовы
о том, как заживу я кумом королю.
Тревожил запах трав, скотины и мазута.
К вам, мама и сестра, или еще к кому-то
мальчишка обращал слова: «Я вас люблю»!
Потом я постигал непостижимость мира
от танцев допоздна до древнего буксира,
чью палубу кромсал и сваривал опять.
И вновь спешил к тебе, откашливаясь сухо,
чтоб то, как мы с тобой относимся
друг к другу,
мучительно, всерьез и тщетно выяснять.
Я слышал, как река о берег терлась кротко,
я видел, как спала под кручей самоходка,
давая отдохнуть мотору и рулю.
Я ощущал, как прочь уносятся минуты.
Тебе, тебе одной или еще кому-то
юнец предназначал слова: «Я вас люблю»!
Все легче мне следить за пухом тополиным…
Как рыскал я в войну по выстывшим овинам,
перегребая прах и падая без сил!
Как дельно заливал водой хомячьи норки!
Какие, наконец, перекрывал я нормы,
под взглядами каких вахтеров проходил!
Не купол ли, с краев седеющий немного,
то кличущий меня в заветную дорогу,
то стынущий под стать огромному нулю,
сегодня надо мной опять раздернут круто!..
К вам, милые мои, или еще к кому-то
торопятся в тиши слова: «Я вас люблю»!

Вийви Луйк