Если мы примем это во внимание, то поймем, что между нами неизбежно появились бы досадные противоречия. И это должно пройти. Так, даже несмотря на то, что это неприятно для вас — равно как и для меня, — мы все же должны относиться к этому как к необычной возможности познания. То, что произошло здесь, напрямую отражает происходящее в вашей социальной жизни, но с одним принципиальным отличием — и именно поэтому данная терапевтическая ситуация уникальна: я
Следуя этому, терапевт может поделиться чувствами, которые она испытывает по поводу поведения Рона, уделяя внимание тому, чтобы подать их как можно осторожнее, поддерживая его.
Глава 63. Не бойтесь дотронуться до вашего пациента
В самом начале моего обучении психиатрии в Университете Джонса Хопкинса я посетил аналитическую конференцию, на которой один из участников дискуссии на полном серьезе критиковал молодого терапевта, представляющего дело, за то, что после завершения сеанса он помог своей пациентке (пожилой даме) надеть пальто. За этим последовало длительное жаркое обсуждение. Некоторые менее строгие члены конференции согласились с тем, что, хотя ошибка терапевта была очевидна, солидный возраст пациентки и бушующая вьюга на улице нивелировали серьезность нарушения.
Я никогда не забуду ту конференцию и даже сейчас, десятилетия спустя, мы со знакомым терапевтом-резидентом, с которым остались друзьями, все еще шутим о злополучной проказе с пальто и бесчеловечном виде терапии, который она представляла. Годы практики и дополнительного опыта потребовались, чтобы преодолеть вред от столь сурового обучения.
Один из таких коррективных случаев произошел, когда я разрабатывал методы ведения поддерживающих групп для пациентов, больных раком. После того, как моя первая группа встречалась в течение нескольких месяцев, одна из участниц предложила иной способ завершения встречи. Она зажгла свечу, попросила нас соединить руки, а затем ввела группу в направляемую медитацию. Я никогда не держался за руки пациентов до этого, но в той ситуации у меня не было другого выбора. Я присоединился к ним и сразу же, как и все, почувствовал, что это был воодушевляющий способ завершать наши встречи, и на протяжении нескольких лет мы заканчивали каждый сеанс подобным образом. Медитация успокаивала и укрепляла, но именно касания наших рук особенно тронули меня. Искусственные границы — пациент и терапевт, больной и здоровый, умирающий и живущий — испарились, ибо все мы чувствовали себя объединенными общей принадлежностью к человечеству.
Я считаю обязательным для себя дотрагиваться до каждого пациента на каждом сеансе — рукопожатие, касание за плечо, обычно в конце каждого сеанса, когда я сопровождаю пациента до двери. Если пациент хочет подержать мою руку дольше или хочет, чтобы я приобнял его, я отказываю, только если существует какое-либо непреодолимое препятствие — например, опасения, связанные с сексуальными чувствами. Но, каким бы ни был контакт, я обязательно спрошу на следующем сеансе — наверное, что- нибудь незамысловатое, вроде: «Мэри, наш последний сеанс закончился иначе — вы держались за мою руку обеими руками довольно долго (или «вы просили обнять вас»). Мне кажется, что вы испытали какое-то сильное чувство. Что вы можете вспомнить об этом?» Я убежден, что у большинства терапевтов есть свои собственные тайные правила касания. Десятилетия назад, например, пожилая, исключительно опытная женщина-терапевт рассказала мне, что в течение многих лет ее пациенты всегда завершали сеанс, целуя ее в щеку.
Прикасайтесь. Но убедитесь в том, что касание стало зерном для межличностной мельницы.
Если пациент находится в глубоком отчаянии из-за, скажем, рецидива рака или другого ужасного жизненного события и просит во время сеанса подержать его за руку или приобнять его, я скорее бы отказался помочь пожилой женщине, выходящей в снежную пургу, накинуть пальто. Если я не могу найти иного пути облегчить боль, то могу спросить, что он/она хотел/а бы получить от меня в этот день — посидеть в молчании, задавать вопросы и более активно вести сеанс? Поставить мой стул ближе? Подержать за руку? Насколько я могу, я стараюсь отвечать любящим человечным образом, но позже, как всегда, спрашиваю о том, какие чувства вызвали мои действия, и делюсь своими чувствами. Если я озабочен тем, что мои поступки могут быть расценены как сексуальные, я делюсь чувствами открыто и поясняю, что хотя сексуальные чувства могут испытываться в терапевтических отношениях и должны выражаться и обсуждаться, однако им совершенно не нужно следовать. Нет ничего важнее чувства безопасности, которое испытывает пациент во время терапевтического сеанса.
Само собой, я никогда не настаиваю на контакте. Если, например, пациент уходит в гневе, отказавшись от рукопожатия, я с уважением встречаю его желание дистанцироваться. Более глубоко встревоженные пациенты временами могут переживать сильнейшие идиосинкразические чувства в отношении касаний, и если я не уверен по поводу этих чувств, то спрошу об этом открыто: «Должны ли мы сегодня как обычно пожать руки? Или же лучше этого не делать?» Во всех этих примерах я обязательно изучу это происшествие на следующем сеансе.
Эти общие вопросы служат сигнальными огнями терапии. Дилемма касаний обычна для терапии, но, когда они случаются, очень важно, чтобы терапевты не были скованы никакими сомнениями и смогли, как показывает следующий пример, быть отзывчивыми, ответственными и созидательными в своей работе.
Женщина средних лет, с которой я встречался около года, потеряла большую часть волос из-за радиотерапии опухоли мозга. Она была весьма озабочена своим внешним видом и часто отмечала, какой отвратительной другие нашли бы ее без парика. Я спросил, как, по ее мнению, отнесся бы к этому я. Ей казалось, что я также поменял бы свое отношение к ней и нашел бы ее столь отталкивающей, что просто удрал. Я сказал, что не могу представить, как мог бы сбежать от нее.
В течение следующих недель она забавляла себя мыслями о том, чтобы снять парик в моем кабинете, и на одном из сеансов объявила, что время пришло. Она сделала большой вдох и, попросив меня не смотреть, сняла парик и с помощью своего карманного зеркальца привела в порядок оставшиеся клочки волос. Когда я обернулся и вновь посмотрел на нее, то на мгновение, всего лишь мгновение был ошеломлен тем, как внезапно она постарела, но быстро соединил этот образ с сущностью того замечательного человека, которого знал, и у меня появилась фантазия пропустить пальцы сквозь оставшиеся волосы. Когда она спросила меня о моих чувствах, я поделился этой фантазией. Ее глаза наполнились слезами, и она потянулась за салфетками. Я решился пойти дальше. «Может, попробуем?» — спросил я. «Это было бы замечательно», — ответила она. Так что я подвинулся к ней и погладил ее волосы и кожу. Хотя этот опыт длился всего несколько мгновений, он стал неизгладимым для нас обоих. Она победила свою болезнь, и годы спустя, обратившись ко мне снова уже из-за другой проблемы, отметила, что момент, когда я дотронулся до ее головы, стал сверхъестественным, невероятно утверждающим действием, коренным образом изменившим ее негативное восприятие себя.
Сходное признание я получил от вдовы, которая была в таком отчаянии, что часто приходила в мой кабинет слишком измученной, чтобы говорить, но была глубоко успокоена, просто держась за мою руку. Гораздо позже она отметила, что это стало поворотным моментом в терапии: это по4 могло ей обрести основу и почувствовать связь со мной. Моя рука, сказала она, выступала в роли спасательного круга, мешающего ей погрузиться в отчаяние.
Глава 64. Никогда не вступайте в половые связи с пациентами
Высокий процент нарушений сексуального характера в последние годы стал серьезной проблемой, конечно, не только в психотерапии, но во всех ситуациях, где присутствует различие в правах: священничество, вооруженные силы, корпоративная и политическая работа, медицина, образовательные институты — да что угодно. Хотя подобные нарушения составляют важную проблему для каждой из этих
