Гордон сместился вправо; и у Спунского заплелись ноги при попытке развернуться и догнать Пита. Затем Пит обошел второго защитника, Де-Гручи, и резко свернул к воротам. Сделав ложный замах клюшкой, он вынудил Паттерсона переместиться и забросил шайбу в открывшийся угол.
Это было красиво. Раздались одобрительные голоса. Не глянув на тренера, Пит покатился в центр.
Оклик «Гордон, пошевеливайся!» резанул его словно ножом. Он был самым стремительным нападающим в команде прежней школы, и ему прощалось, если он тренировался не в полную силу. Поуп Мартин хорошо знал, что на матчевой встрече он выкладывается до конца. Но нынешний тренер этого не знал.
– Я ему еще покажу, – прошептал Пит. – Он увидит, что я не похож на этих сосунков…
Он подивился своему ощущению, до сих пор неведомому для него, будто он тут лишний. После вбрасывания он вновь повел шайбу, и на этот раз обыграл Де-Гручи, и забить гол оказалось даже проще, чем в первый раз, потому что Спунский не мог на коньках догнать его, чтобы помешать произвести бросок. Вик Де-Гручи в падении пытался отбить шайбу, но, когда она оказалась в сетке ворот, вскочил и принялся отчитывать нападающих Алека Митчелла и Горацио Каноэ, которого ребята прозвали Вождем, за то, что они не подстраховали защиту.
Ред нетерпеливо свистел с центрального круга, но Де-Гручи продолжал возбужденно препираться с партнерами.
– Хочет выставить нас на посмешище, – говорил Вик о Пите. – Как только он войдет в зону, откатывайтесь назад. Не давайте ему сместиться на фланг и ведите его на меня. Уж я ему покажу! – Он ничего не сказал Биллу Спунскому, который подъехал к концу разговора, и нападающие заняли своя места.
Тренер понимал, что разговор имел какое-то отношение к Гордону. Понимал это и Пит, но был спокоен. Пусть себе выстраиваются у синей линии хоть впятером, если хотят, он все равно прорвется сквозь заслон.
Вбрасывание. Пит овладел шайбой в единоборстве с Гарри Бертоном и помчался в зону противника, но Вождь и Митчелл зажали его с двух сторон, вынуждая направиться прямо на Де-Гручи. Гордон видел, что его партнеры по нападению свободны, но он не сыграл в пас, желая самостоятельно пробиться к воротам. Быстро набрав скорость, он оставил за собой обоих опекунов и, изменив направление, обманул Де-Гручи, который лишь слегка задел его плечом, когда он промчался мимо.
Но никто не принял в расчет Спунского. Тот находился в нескольких футах от Де-Гручи, и никто не мог понять, произошло ли все случайно или намеренно. Билл налетел на Гордона, когда Пит, увертываясь от Де-Гручи, на миг потерял равновесие. Это был силовой прием в пределах правил. Прижав клюшку ко льду, Спунский наклонился, широко развел руки, словно желая заключить Пита в объятия, и встретил его грудью, так что коньки центрфорварда оторвались ото льда и Пит шмякнулся об лед.
Немедленно раздался свисток, остановивший Де-Гручи, который, подхватив шайбу, устремился в зону соперника.
Гордон корчился на льду. Спунский наклонился над ним. Ред Тэрнер поспешно подъехал к ним и увидел растерянное и испуганное лицо Спунского. Ред взял Пита за лодыжки и принялся сгибать и разгибать ему ноги в коленях.
– Все в порядке, – пробормотал Пит.
Он перевернулся, встал на колени и поднялся. Ноги у него подкашивались.
– Ну как? – спросил Ред.
– Только дух переведу… Стукнулся немножко.
– Извини, пожалуйста, – горячо произнес Спунский.
Де-Гручи промолчал. Он стоял, придерживая клюшкой шайбу, и на его лице было легко прочесть, что он очень доволен.
Ред снова произвел смену игроков и, опершись о борт, наблюдал за игрой, восстанавливая в памяти силовой прием Спунского. Он почти забыл о Гордоне. Он думал, что если этот крепыш Спунский научится бегать на коньках (не в этот сезон, конечно), то сумеет остановить не одного нападающего.
Глава 4
Утром, два дня спустя, пока один из младших преподавателей, Туффи Бауэрс, проводил занятия в гимнастическом зале, Ред Тэрнер сидел за столом у себя в кабинете. Толстяк Абрамсон, его добровольный помощник, свободный от уроков, корпел над описью инвентаря. Ему больше подошло бы прозвище Цыпленок, но так уж его окрестили… С тех самых пор, как он научился читать, Толстяк хранил в памяти сведения о всех командах Национальной хоккейной лиги за многие годы. Другого такого заядлого болельщика, пожалуй, не было во всей Канаде. Но он был слишком тощ и легок, чтобы играть в хоккей. Он весил немногим более ста фунтов, а руки и ноги у него были тонкие, как тростиночки.
Ред поднял голову и увидел перед собой Толстяка.
– Чего тебе, Абрамсон? – спросил Ред.
– Я насчет этого… Пита Гордона, мистер Тэрнер, – выпалил Толстяк. – Он не заслуживает того, чтобы играть в команде!
– Но ведь он хороший хоккеист, – удивился Ред.
– Так-то так, но он не хочет играть за нас! А такому не место в команде!
Ред посмотрел на возбужденное лицо мальчика. Абрамсон был горяч, и Ред это знал. Он был лучшим помощником Реда. Экипировка хоккеистов всегда была в порядке, хорошо просушена – Толстяк ежедневно таскал ее вниз в котельную. После той тренировки, когда Спунский сбил Гордона с ног, Толстяк отнес все свитеры домой и вернул их чистыми. Ред случайно узнал, что мальчик сам их выстирал.
– Только между нами, Абрамсон, – сказал Ред. – Я поговорю с Гордоном. Но никому ни слова! Я не хочу, чтобы ребята подумали, будто я оказываю ему особое внимание. Согласен, ему следовало бы тренироваться с большим старанием, но надо понять, как трудно ему забыть свою прежнюю школу. Уверен, он еще исправится.
– Пусть только попробует не исправиться! – нахмурился Толстяк.
Ред был удивлен. Ребята ни словом не упоминали о Гордоне, но он догадывался, что тут они заодно. Толстяк выразил общее мнение. Ред попытался переубедить мальчика.
– Думаю, что он подружится с ребятами. Игрок он хороший и будет с успехом играть за нас.
Толстяк решительно затряс головой.
– А ребята предпочли бы вовсе избавиться от него, раз он играет против своей воли! Они из кожи вон лезут, а Гордон едва поворачивается. Кого это не взбесит!
Ред понимал их. Ему не раз приходилось наблюдать подобную ситуацию – хоккеисты, играющие с полной отдачей, всегда злятся на хорошего игрока, который не старается и играет вполсилы. И сам не ценит своих способностей, и на других дурно влияет.
– Я поговорю с ним, – повторил Ред. – Надеюсь, ты скоро увидишь, как он переменится. Только никому ни слова об этом.
– Ладно, – кивнул Толстяк. – Просто зло берет! Если он хочет стать настоящим хоккеистом, то должен быть готов ко всему. Помните Макса Бентли? Он и за Торонто хорошо играл, а потом и за Чикаго. А вы сами, когда торонтские «Кленовые листья» перекупили вас у Детройта? Вы же и там классно играли!
Ред усмехнулся.
– Тут есть некоторая разница. – Он откинулся в кресле и вспомнил то время, почти пятнадцать лет назад, когда его уступили другой команде, вспомнил и естественную горечь при расставании со старыми партнерами; прошла не одна неделя, прежде чем он почувствовал себя своим в новом клубе, хотя отношение к нему было самое лучшее.
– Никакой! – буркнул Толстяк, возвращаясь к своей работе.
Вскоре он ушел, и Ред задумался о том, что он скажет Гордону. Он был уверен, что если найдет правильные слова, то парень, возможно, поймет его и все образуется. Нужно обратиться к его гордости,
