– Да. Глядя на них, я думаю, могут ли они стать такими же большими, как листья, которые появляются весной, – нет, пожалуй, не могут.
Листья были не только маленькие, но и редкие. Их слишком мало, чтобы укрыть ветки. Они были какие- то жидкие. Чуть зеленоватые, почти желтые.
Когда утреннее осеннее солнце освещало гинго, казалось, что дерево совсем голое.
Гора за храмом сплошь заросла вечнозелеными деревьями. Их листьям не страшна никакая буря.
Кое-где на макушках густо разросшихся вечнозеленых деревьев появились зеленоватые молодые листочки. Их-то и увидела Кикуко.
Ясуко вошла, видимо, с черного хода. Послышался звук льющейся из крана воды. Она что-то говорит, но из-за шума воды Синго не может ничего разобрать.
– Что? – громко кричит он.
– Мама говорит, красиво клевер цветет, – пояснила Кикуко.
– А-а.
– Говорит, зацвела и пампасовая трава, – продолжала Кикуко.
– А-а.
Ясуко все еще что-то говорила.
– Перестань, пожалуйста. Я ничего не слышу, – не выдержал наконец Синго.
Кикуко опустила голову и улыбнулась украдкой.
– Я буду вам передавать.
– Передавать? Ни к чему. Просто бабка сама с собой разговаривает.
– Прошлой ночью она видела сон, что дом в деревне весь развалился.
– Хм.
– Что вы сказали, отец?
– Кроме «хм», мне нечего сказать.
Звук льющейся воды прекратился, и Ясуко крикнула:
– Кикуко, поставь, пожалуйста, цветы в вазу. Красивые, я и решила срезать их. Поставь, пожалуйста.
– Сейчас. Только сначала покажу отцу.
Кикуко принесла охапку клевера и пампасовой травы.
Ясуко помыла руки, налила воду в керамическую вазу из Сигараки, и с вазой в руках тоже вошла в комнату.
– Очень красиво расцвел амарант рядом с домом. С этими словами Ясуко села.
– Амарант есть и у того дома, где подсолнухи, – сказал Синго, вспомнив, что прекрасные цветы подсолнухов сорваны бурей.
Стебли были разломаны на мелкие кусочки и разбросаны по дороге. Несколько дней валялись и цветы. Казалось, это валяются человеческие головы.
Лепестки на цветах увяли, толстые стебли ссохлись, поблекли – и все это вываляно в земле.
Возвращаясь домой, Синго поневоле наступал на них, но старался не смотреть.
Сломанные голые стебли с оторванными головами и без листьев по-прежнему торчали у ворот. Рядом с ними росло несколько гинго со спелыми плодами на ветвях.
– И все-таки таких гинго, как у соседей, ни у кого поблизости нет, – сказала Ясуко.
2
– Я видела сои, что дом в деревне весь развалился, – сказала Ясуко – это был ее родной дом.
После смерти родителей Ясуко он уже много лет стоял пустой.
Отец собирался завещать дом Ясуко и поэтому отдал ее старшую сестру в дом мужа. Отец, любивший старшую дочь, поступил так просто потому, что пожалел Ясуко, понимая, что у ее красавицы сестры больше возможностей устроить свою жизнь.
Вот почему, наверно, он разочаровался в Ясуко, когда та после смерти сестры ушла в ее дом и стала работать изо всех сил, надеясь занять ее место. Может быть, Ясуко поступила так оттого, что испугалась ложившейся на нее ответственности за родителей и родительский дом, и отец раскаялся в своем решении.
Брак Ясуко и Синго как будто обрадовал отца.
Казалось, он примирился с тем, что после его смерти некому будет следить за домом.
Сейчас Синго больше лет, чем было отцу Ясуко, когда они поженились.
Мать Ясуко умерла первой, и ко времени смерти отца вся земля уже была продана, остался лишь небольшой участок леса и усадьба. Даже никаких ценных вещей не осталось.
Лес и усадьба были записаны на имя Ясуко, и она поручила присмотреть за ними деревенским
