4
В воскресенье днем Сюити снова отправился удить рыбу.
Положив в ряд подушки для сидения, которые вынесли сушить на веранду, Синго улегся на них, подперев рукой голову, и стал греться на солнце.
На большом камне у порога лежала Тэру.
Ясуко сидела в столовой и, стопкой сложив на коленях газеты за десять дней, внимательно их читала.
Когда попадалась интересная, на ее взгляд, заметка, она окликала Синго и читала ему вслух. Это повторялось довольно часто, и Синго, несколько раз промычав в ответ что-то невразумительное, наконец не вытерпел.
– Перестала бы ты, Ясуко, по воскресеньям читать газеты, – сказал он и лениво повернулся на другой бок.
Перед нишей в гостиной Кикуко ставила в цветочную вазу вьющуюся декоративную тыкву.
– Кикуко, ты сорвала ее на горе за домом? – Да. Красивая, правда?
– Там, наверно, еще осталось? – Да. Еще пять или шесть.
Кикуко приподняла лозы, на которых висели три ярких плода.
Каждое утро, умываясь, Синго видел, как на горе за домом розовеют декоративные тыквы, а сейчас, когда их принесли в гостиную, они оказались совсем красными.
Синго рассматривал декоративную тыкву, но в поле его зрения попала и Кикуко.
Как невыразимо чиста и прекрасна линия от шеи до подбородка. Нет, эта прекрасная линия не могла появиться за одно поколение – много поколений трудилось над ней, подумал Синго с грустью.
Может быть, оттого, что прическа оголила шею, Кикуко выглядела похудевшей.
Синго всегда знал, что у Кикуко очень красивая шея, изящная, длинная, но сейчас под тем углом, под которым он, лежа, видел ее, она казалась еще прекраснее.
Может быть, от осенних лучей солнца. Линия шеи у подбородка подчеркивала чистоту Кикуко.
Правда, шея уже чуть пополнела, и ее девичьи очертания начали исчезать.
– Только одну еще… – окликнула Ясуко Синго. – Очень интересно.
– Ну?
– Об Америке. Есть такой город Буффало, в штате Нью-Йорк. Буффало… Один человек в автомобильной катастрофе потерял левое ухо и ринулся к врачу. Врач опрометью выбежал из дому к месту катастрофы, разыскал окровавленное ухо, вернулся с ним домой и пришил пострадавшему. Ухо прекрасно прижилось. Здесь сказано, что и отрезанный палец может прирасти, если пришить его сразу.
– Что ты говоришь?
Ясуко некоторое время просматривала другие статьи, а потом вдруг заявила:
– То же самое и в семейной жизни. Если муж с женой, не успев разойтись, снова сходятся, все у них потом идет прекрасно. А когда после разрыва проходит слишком много времени, то…
– Ты о чем это? – сказал Синго, не задавая прямого вопроса.
– Разве у Фусако не так?
– Неизвестно, жив Аихара или мертв, и неизвестно, где он, – ответил Синго.
– Где он – это можно при желании выяснить, но… что это даст?
– Перестань причитать. Заявление о разводе уже послано. Нужно примириться с этим, и конец.
– Я смолоду научилась со всем примиряться, но когда у меня все время на глазах Фусако с двумя детьми, из головы не выходит: что делать? – Синго промолчал.
– Внешность у Фусако малопривлекательная, ты сам видишь. Но даже если кто-нибудь и сделает ей предложение и она выйдет замуж, дети все равно останутся здесь, и заботы о них лягут на Кикуко, жаль ее.
– Если это случится, Кикуко и Сюити станут жить отдельно и растить детей придется тебе.
– Мне, говоришь? Ты прекрасно знаешь, работы я не боюсь, но не забывай – мне уже за шестьдесят.
– Дела человеческие решаются на небесах. Куда ушла Фусако?
– К Большому Будде. Странные существа эти дети. Хотя Сатоко чуть не попала в автомобильную катастрофу, возвращаясь из храма, где стоит Большой Будда, она любит его и все время просит, чтобы ее отвели к, нему.
– Вряд ли она любит именно Большого Будду.
– Нет, кажется, она и правда любит его.
– Странно.
Как ты думаешь, Фусако не захочет переехать и деревню? Получит в наследство наш дом.
– Да нет, какой это дом, – резко сказал Синго. Ясуко замолчалаи снова углубилась в газеты.
– Отец, – позвала его на этот раз Кикуко. – Рассказ мамы об ухе напомнил мне, как вы мечтали отделить
