токонома. Служанка, уже выйдя в соседнюю комнату, спросила:
— А на службу вы сегодня не пойдете?
— Не пойду. Отдохну еще денек… Но с постели встану.
Кикудзи простудился — у него были сильные головные боли, и последние пять дней он на работу не ходил.
— Послушай, где это ты нашла повилику?
— В имбире, у садовой ограды… Там выросла, всего-то один цветочек и расцвел.
Дикая повилика. Сама выросла. Стебелек тоненький, листья малюсенькие, и один-единственный цветок — простенький, скромный, темно-фиолетовый.
Однако и от мелких листьев, и от темно-фиолетового цветка, свисавших из тыквы, смуглой, будто покрытой потемневшим от времени красным лаком, веяло полевой прохладой.
Старая служанка, жившая в их доме еще при отце, порой бывала изобретательной.
На висячей цветочной вазочке еще сохранилась облупившаяся лакированная печать мастера, да и на старом ветхом футляре было написано, что это работа Сотан. Если надпись не обманывает, значит, этой тыкве около трехсот лет.
Кикудзи не разбирался в искусстве подбирать цветы для чайной церемонии, да и служанка наверняка в этом ничего не понимала, но ему показалось, что повилика подходит для утренней чайной церемонии[6].
Кикудзи глядел на цветок и думал: в трехсотлетней тыкве нежная повилика, которая проживет не более одного дня…
Может быть, в таком сочетании есть своя гармония?.. Может быть, это гораздо изящнее, чем ставить европейские садовые цветы в кувшин сино, которому тоже не меньше трехсот лет…
Ему почему-то стало тревожно: сколько же часов проживет повилика?
За завтраком Кикудзи сказал подававшей еду служанке:
— Я думал, повилика прямо на глазах завянет, а она еще свежая.
— Да, еще свежая.
Кикудзи вспомнил, что хотел поставить пионы в сино, подаренный ему Фумико. Пионы — в знак памяти о госпоже Оота. Когда Фумико подарила ему сино, время цветения пионов уже прошло, но отдельные цветы, может быть, где-нибудь еще и сохранились. А сейчас поздно.
— Я совсем забыл, что у нас была эта тыква. Как только ты ее отыскала!
— Я вспомнила.
— Не знаешь, отец ставил когда-нибудь повилику в эту тыкву?
— Не знаю, кажется, не ставили. А я так просто… сама поставила… Ведь повилика — вьющееся растение и тыква эта тоже. Вот я и подумала…
— Что? Вьющиеся растения?
Обескураженный Кикудзи рассмеялся.
После завтрака он попробовал почитать газету, но голова вскоре сделалась тяжелой, и он растянулся прямо на татами в столовой.
Служанка вошла в столовую, вытирая мокрые руки.
— Ты мою постель не убрала?
— Нет, но извольте подождать чуточку, я приберу в комнате.
Когда он вернулся в спальню, в токонома уже не было повилики. И тыквы тоже.
Кикудзи хмыкнул. Убрала. Наверно, чтобы он не видел печального увядания цветка.
Ему стало смешно, когда служанка сказала, что и повилика и тыква — вьющиеся растения. Наверно, все же этой старой женщине в таком своеобразном виде передались эстетические привычки ее бывшего хозяина.
Кувшин сино, пустой, так и стоял в токонома.
Если вдруг придет Фумико, ей будет неприятно такое небрежное отношение к ее подарку.
Кикудзи, принеся кувшин домой, в тот же день поставил в него белые розы и бледные гвоздики.
Ведь такие же цветы стояли в нем перед урной с прахом госпожи Оота — цветы, посланные Кикудзи на седьмой день поминальной недели.
Возвращаясь от Фумико с кувшином в руках, он зашел в тот же самый цветочный магазин и купил те же самые цветы, что и накануне, — розы и гвоздики.
Но потом он уже не ставил в кувшин никаких цветов. Ему казалось, стоит прикоснуться к этому сино, и в душе поднимется такое волнение, которое нечем будет унять.
Порой, идя по улице, он вдруг останавливал взгляд на какой-нибудь идущей впереди женщине средних лет и инстинктивно шел за ней. Потом, опомнившись, мрачнел и бормотал:
— Тянет, словно преступника…
И тогда он видел, что женщина совсем не похожа на госпожу Оота. Только линия бедер чем-то напоминала ее фигуру.
И все равно в эти минуты им овладевало нестерпимо острое желание. У него перехватывало дыхание, но через секунду желание сменялось изумлением, все это переплеталось, наслаивалось друг на друга, и он вдруг приходил в себя, как человек, только что намеревавшийся совершить преступление.
Преступное желание… Откуда оно, спрашивал он самого себя, пытаясь заглушить то, что в нем поднималось. Но ответа не было, а тоска по госпоже Оота возрастала.
Ему делалось страшно — с такой силой ощущал он живое тело мертвой. Что же с ним станет, если это чувство будет вечно его преследовать?..
Может быть, это совесть его терзает, не дает покоя памяти чувств?..
Убрав сино в футляр, Кикудзи улегся в постель. Стал рассеянно смотреть в сад. Загремел гром.
Гроза, далекая, но сильная, приближалась с каждым раскатом.
Отблески молний пробегали по деревьям сада.
Но ливень опередил грозу. Гром начал отдаляться.
Дождь был сильный. Струи поднимали фонтаны песка на дорожках.
Кикудзи встал и набрал номер телефона Фумико.
— Оота-сан переехала, — ответили ему.
— Как?.. — Кикудзи опешил. — Простите за беспокойство, но вы не могли бы…
Он понял, что Фумико продала дом.
— Простите, вы не знаете, куда переехала Оота-сан?
— Извините, пожалуйста… одну минуточку…
С ним, кажется, говорила прислуга. Через секунду она снова взяла трубку и назвала адрес и телефон, должно быть, прочитала по бумажке. Кикудзи записал — дом господина Тодзаки и номер телефона. Позвонил туда.
— Да, это я, Фумико… Простите, заставила вас ждать…
Голос Фумико прозвучал неожиданно весело.
— Фумико-сан, вы меня узнаете? Это говорит Митани… А я звонил вам домой…
— Да?.. Ой, как все неудобно получилось… Простите, пожалуйста!..
Голос у нее прерывался и замирал, как у матери.
— Когда же вы переехали?
— Да вот, переехала…
— И даже не сказали, не известили меня…
— Дом я продала… Уже некоторое время живу у подруги, пользуюсь ее гостеприимством…
— Значит, продали?
— Да. Я колебалась, сообщить вам или нет. Сначала решила — не надо, нельзя этого делать, а потом неудобно стало…
— Зачем же вы колебались?
— Не стоило, да?.. Вы правда так думаете?
Кикудзи вдруг почувствовал легкость и свежесть, словно весь омылся прохладной водой. И удивился сам, что такое ощущение можно почувствовать от телефонного разговора.
— Знаете, я все смотрю на ваш подарок, на сино… Как взгляну, так сразу хочется вас увидеть.
