от жизни, а жила ею. Ему был чужд такой образ жизни.
Карвин, наконец, отпустила его, он перевел дух, попытался расслабить напряженные мускулы.
Карвин вытерла слезы. Ее языком заклинаний был язык тела. Она накладывала сложные заклинания, уверенными, грациозными движениями направляя свою магическую силу. Гален вспомнил, какую восхитительную иллюзию она создала в тренировочном зале на Сууме, когда подменила ботинки Олвина, и ее замысловатый танец. Сейчас ее плечи ссутулились, спина сгорбилась.
Олвин обнял его:
– Рад видеть тебя в добром здравии.
– Я тоже, – ответил Гален, думая о том, как ему пройти сквозь всю толпу магов.
Но он не мог идти дальше, не поговорив с Олвином и Карвин. Гален опустил чемодан на пол, оперся на посох.
– Это был Элизар? – спросила Карвин.
У Галена пересохло в глотке. Он кивнул.
– Мы должны остановить его, – сказала она.
Гнев забурлил внутри Галена. Она что, не понимала, как трудно ему было подавить этот гнев?
– Оставим это Кругу, – ответил он.
– Ты не знаешь всего, – заметил Олвин. – Дьядьямонк и Ригана пропали без вести. Они должны были прибыть сюда неделю назад. А во время нашего с Карвин перелета с Регулы 4 нас атаковал неопознанный звездолет. Очень мощный корабль, мы едва спаслись. Тени явно решили нас остановить.
Олвину не было необходимости говорить Галену о Тенях. Он и сам считал, что за всем этим стояли именно Тени, это они принесли столько боли. Они стремились ввергнуть галактику в хаос. Но им, Галеном, они подавятся.
Цирцея вмешалась в разговор:
– Дьядьямонк и Ригана могли погибнуть, когда уничтожили места силы. Или, возможно, они присоединились к Теням.
Ее голос потерял свою силу, звучал слабо, почти как голос не-мага. И на ее лице, скрытом полями высокой шляпы, были заметны изменения. Морщины в уголках рта и над верхней губой углубились. Она, как и многие из них, уничтожила свое место силы.
– Они бы не присоединились к Теням, – возразил Олвин. – А если бы почувствовали себя плохо, то связались бы с нами. Ты веришь в то, что Келл тоже заболел?
– Ты говоришь так, будто знаешь, что нам следует делать.
Олвин строго, пристально посмотрел на нее:
– Я знаю, какое решение является правильным и без заявлений Круга.
Цирцея нахмурилась:
– Все мы подчиняемся Кругу. Мы поклялись следовать принципу солидарности. Помимо того, они могут обладать неизвестной нам информацией.
– О, в этом я не сомневаюсь. Они могут знать имена всех убийц земных президентов, начиная с Кеннеди и заканчивая Сантьяго. Они могут знать, сколько ангелов уместится на булавочной головке. Они могут даже знать смысл существования Вселенной. Но это не изменит моего мнения.
– И каково же оно?
– Мы должны сразиться с Тенями, – заявил Олвин.
Гален беспокойно взглянул в направлении своей комнаты. Он не хотел втягиваться в этот спор.
– У нас нет ни технологий, ни достаточного количества бойцов, чтобы выиграть эту битву, – возразила Цирцея.
Олвин нетерпеливым взмахом руки отмел ее возражения.
– Я не говорил, что мы должны победить в этом сражении. Но мы должны хотя бы сразиться с ними. Если Кодекс является для нас чем-то большим, нежели удобной присказкой для очистки совести, то мы должны подняться против них. Кроме того, Тени не успокоятся. Они найдут нас и в тайном убежище, где мы спрячемся, как трусы, и уничтожат нас. Лучше погибнуть в бою. И ты, наверное, удивишься, но, быть может, мы способны нанести им больший урон, чем ты предполагаешь.
Цирцея поджала губы.
– Олвин, если ты вправду так считаешь, то зачем ты прилетел сюда? Почему ты не остался бить Теней?
– Потому что я до сих пор питаю глупую надежду, что члены Круга прозреют и изменят свое решение.
– Что они «прозреют»… На словах мы все крутые, Олвин. Все мудрые и высоконравственные. Но чем ты можешь на деле подтвердить свое превосходство? В чем тебе действительно нет равных, так это в попойках и в состязаниях плюющихся зондов. Взгляни на Галена. Он единственный из нас, кто столкнулся с Тенями и сражался с ними. И он летит в скрытое место вместе с Элриком. Он знает, что если мы будем сражаться, то впереди нас ждет много смертей.
Олвин посмотрел на Галена.
– Каждый должен сам решать за себя.
– Это приведет к хаосу, – Цирцея повернулась к Карвин. – А ты согласна с опрометчивым суждением
