спекулятивные рассуждения, основанные на авторитетах — Библии, трудах отцов церкви, сочинениях видных античных философов, — позволяют проникнуть в суть вещей, к источнику знания. Истинность не подлежала проверке — она была априорно дана в лучших из книг. Задача человека состояла не в том, чтобы развивать истину, но в том, чтобы ее усвоить. В нестабильном византийском мире не было места для научного релятивизма — научная истина мыслилась стабильной, вечной, раз и навсегда данной: космология и «физиология» — как их определил Василий Великий в «Шестодневе», основываясь на библейском предании; медицинские знания — как их сформулировал Гален; право — как оно выражено в «Своде гражданского права», изданном при Юстиниане I. Математика сводилась к толкованию Евклида и Архимеда, логика основывалась на Аристотеле. Можно не продолжать этот список. Византийские знания были по преимуществу книжными.
Книга унаследована византийцами от греков и римлян, но как раз с установлением Византийской империи, в IV столетии, в книжном деле произошел коренной переворот. Античная книга (папирусный свиток) была вытеснена средневековой рукописной книгой, пергаменным кодексом.
Византийская книга делалась из пергамена (не смешивайте с пергаментом — бумагой растительного происхождения, пропитанной маслами!) — обычно козьей или овечьей специально обработанной кожи. В сравнении с папирусом пергамен обладал определенными преимуществами: он был прочен и долговечен; поддавался фальцеванию, т. е. сгибался, не ломаясь; был непрозрачен и давал возможность писать на обеих сторонах листа. Однако пергаменная книга стоила дорого — много дороже папирусного свитка. В XI в. на территории Византии появился новый писчий материал — бумага. Мы не знаем, сумели ли византийцы наладить собственное бумажное производство: возможно, что они пользовались только привозной бумагой — сперва арабской, а с XIV в. итальянской.
Писец начинал свою работу с разлиновки строк, пользуясь для этого линейкой и тонкой круглой свинцовой пластинкой. Писали в Византии каламом, тростниковым пером, — птичье перо, вытеснившее на Западе «трость» в XI в., по-видимому, не нашло применения в Империи ромеев. Чернило, энкауст, изготовлялось в Византии из толченых и проваренных дубовых орешков, а также из отвара некоторых сортов древесной коры, перемешанного с сажей и камедью.
Византийская книга — продукт индивидуального творчества, создание ремесленного, ручного труда. Но при всем этом она подчиняется определенным традициям: она несет на себе печать личности мастера, иной раз даже ставящего на рукописи свое имя и дату завершения труда, но в еще большей степени отражает она печать времени — своего времени, времени ее создания, но также и прошедшего времени, властно заставлявшего мастера подражать оформлению и почерку известных ему образцов.
В истории византийского книжного письма можно выделить два периода: ранний, характеризующийся преобладанием унциала, и начинающийся с IX в. «минускульный». Унциальное письмо возникло, когда писчий материал, папирус, был дешевым. Оно крупное, четкое, со сравнительно небольшим числом сокращений. Буквы поставлены обособленно и почти все они одинаковой высоты: они словно размещаются между двух мысленных линеек. В основе каждой из букв (за редким исключением) лежит один из трех элементов: квадрат, круг или равнобедренный треугольник, так что диаметр круга и высота треугольника равняются стороне квадрата. Слова унциального текста не разделены, надстрочные знаки (ударение и так называемое придыхание) отсутствуют.
В минускульном письме буквы мельче и связаны между собой, что, по-видимому, вызвано переходом к пергамену, более дорогому материалу. Чтобы экономные формы письма не отразились на ясности, буквы минускула строят более разнообразными способами, чем унциальные: их располагают на мысленной четырехлинейной сетке так, чтобы тело минускульной буквы помещалось между двумя внутренними линейками, а разнообразные «дополнения» — дуги, петли, хвосты — выбрасывались вверх и вниз. К тому же минускульному письму свойственно применение надстрочных знаков, сокращений и лигатур — устойчивых «связанных» сочетаний двух или нескольких букв.
Современники Андроника Комнина писали по преимуществу минускулом, правда, несколько трансформированным и испытавшим влияние унциальных форм. Что же касается унциала, то он, хотя и удержался еще до рубежа XI и XII в., но применялся тогда преимущественно для оформления торжественных богослужебных книг.
Самые разнообразные книги маленький Андроник Комнин мог видеть в библиотеке Константинопольского дворца.
Хотя в Византии не было столь колоссальных книгохранилищ, как Александрийская библиотека, пострадавшая в конце IV в. и окончательно уничтоженная во время арабского завоевания, скромные библиотеки были у кое-каких монастырей и у частных лиц, в патриаршестве и в царском дворце. К сожалению, единственное уцелевшее описание константинопольской императорской библиотеки относится к позднему времени, к XV в. Она представляла собой в ту пору отделанную мрамором лоджию у самого входа во дворец. Вдоль стен шли каменные скамьи, а перед ними на низких столбиках-ножках были размещены каменные плиты, служившие столами.
Здесь же хранились книги, а в одном углу лоджии стояли игральные столы.
Мы, впрочем, не знаем, пользовались ли уже современники Андроника Комнина столами, когда читали или переписывали книги, или в то же время сохранялась старая манера держать рукопись на коленях, подставляя под ноги для удобства (чтобы колени поднимались выше) маленькую скамеечку.
Чему же научился Андроник? Конечно, как его современники, он был воспитан на Библии. Он особенно любил и хорошо знал послания апостола Павла, охотно цитировал их наизусть. Но богословом Андроник не стал и в отличие от Мануила I довольно равнодушно относился к теологическим спорам.
Его представления о вселенной соответствовали воззрениям его современников. По христианскому учению, мир был сотворен Божеством и направлялся по божественному закону. В центре вселенной находилась земля — плотная, неподвижная субстанция шарообразной формы. Загадочной для церковных писателей оставалась причина, почему земля не падает вниз. Один из виднейших христианских авторитетов, Василий Кесарийский, живший в IV в., много рассуждал об этом; он отверг воззрение, будто земля покоится на слое воздуха или на воде, ибо она тяжелее воздуха и воды; он не допускал, что земля может лежать на каком-нибудь твердом теле, ибо в таком случае встает вопрос об опоре для этого тела. Предмет выше нашего разумения — так заключал Василий, и ему оставалось только сказать, что земля — в руке Божьей.
Земля окружена небом, которое изнутри представляется нам вогнутым, но каково оно снаружи — человеку не дано судить. Из чего состоят небеса, тоже оставалось неясным для христианских писателей; то ли изо льда, то ли из сгущенного воздуха — во всяком случае, исходя из библейского термина «твердь», небо представляли плотным, ибо оно способно в своих нижних слоях поддерживать птиц, а в верхних — планеты.
Противоположностью небу была бездна, преисподняя, местопребывание душ усопших, ожидавших последнего, Страшного суда.
В небесах находились солнце, луна, планеты и звезды. Солнце — огромное горячее тело, жар которого способствовал испарению вод, что первоначально покрывали сушу. Оно столь горячо, что погубило бы землю, если бы недвижимо стояло на месте, — но его движение, а также наличие влаги в атмосфере позволяет удержаться разумной температуре. Луна светит собственным, а не земным светом — только очень слабым. Планеты — возможно, разумные существа, обладающие душой. Во всяком случае церковный писатель IV в. Евсевий Кесарийский с негодованием отвергал как языческое представление, будто звезды — массы раскаленного металла, закрепленные на небесах.
Ботанические воззрения византийцев зиждились на опытном знании, на постоянной необходимости возделывать хлеб, виноград, оливки. Правда, попытки классифицировать различные виды деревьев остались безрезультатными, ибо выдвигавшиеся критерии не были существенными (глубина корней, особенно коры и пр.), — но самый интерес к подобной классификации весьма показателен. В представлениях о фауне, окружающей человека, византийцы давали гораздо больше простора для мифа. Мир казался населенным фантастическими существами — фениксами, василисками, единорогами, верблюдобарсами, да и
