почтой.
Напротив, морские пути вели из Константинополя в разные концы света на север — в Черное море и по нему к берегам Кавказа и Крыма; на юг — в Эгейское море и за его пределы, в Сирию и Египет, в Адриатику и Сицилию. И если сами ромеи не были отважными мореплавателями и предпочитали плыть вдоль берега, едва не задевая веслами за сушу (как они сами говорили), если их страшили бури и морские разбойники, то морской путь в Константинополь был открыт для иноземцев — с севера, запада и юго- востока.
Внутри городских стен Константинополь поражал своим разнообразием. Здесь стояли лачуги и многоэтажные дома, с нивами и виноградниками соседствовали мощенные мрамором улицы, по-античному обстроенные портиками, где можно было укрыться от непогоды и где размещались всевозможные лавки. Здесь были дворцы и монастыри, церкви и тюрьмы, античные памятники, свезенные со всех концов страны. И, конечно, ипподром — место любимейших развлечений византийца и место кровопролитных народных возмущений, построенный в самом узле столичной жизни — бок о бок с Большим дворцом и главным константинопольским храмом, церковью Св. Софии — Божественной мудрости.
Главная улица Константинополя Меса, т. е. Срединная, начиналась от площади Августеон, получившей свое имя от августы Елены, матери основателя города — Константина. Здесь размещались Большой дворец и церковь Св. Софии и стоял Милий — столб, от которого исчислялась длина дорог по всей империи. Меса шла мимо ипподрома и старых общественных бань (бань Зевксиппа), через кварталы медников и ювелиров, к форуму Константина, украшенному Порфирной колонной. За форумом Константина начинался квартал булочников, Артополий, вправо от которого уходили торговые ряды, Большой эмвол Мавриана, соединявший центр с гаванью Золотого Рога. Меса же направлялась на запад и, миновав Анемодулий, вливалась в площадь Тавра.
Анемодулий — одно из любопытнейших сооружений средневекового Константинополя. Это была башня, украшенная изображением птиц и стад, сельскохозяйственных работ и смеющихся эротов, бросающих яблоки. На вершине башни стояла женская фигура, поворачивавшаяся, словно флюгер, под дуновением ветра. Говорят, что Андроник I собирался водрузить на Анемодулий собственную статую — вместо женщины, указывавшей направление ветра, но он не решился или просто не успел это сделать.
Площадь Тавра, иначе называемая площадью Феодосия, была украшена конными статуями императора Феодосия I (379–395) и его сыновей. Здесь сливались в нимфей воды самого важного из акведуков Константинополя — водопровода императора Валента (364–378). У подножия колонны Феодосия византийские чиновники встречали иностранных послов, а в будние дни площадь (во всяком случае с VIII в.) служила рынком, где продавался скот.
За площадью Тавра Меса шла мимо монастыря Христа Непостижимого (Акаталиптос) и выходила на Филадельфии. Триумфальная арка на пути от площади Тавра к Филадельфию знаменовала военную славу империи, а изображения модия, византийской меры сыпучих тел, выставленные поблизости от Филадельфия, напоминали хлебным торговцам о наказаниях, которые ждут каждого, кто осмелился бы пользоваться фальшивыми мерами. Монашеское уединение, воинский блеск и торговое мошенничество символично переплетались между собой в этом районе столицы, носившем название Месомфал, что значит Средостение.
После Фидалельфия Меса разделялась на два рукава. Один из них направлялся к северо-западу, следуя небольшой долиной, отделенной цепью холмов от Золотого Рога. Он миновал многие церкви, одна из которых носила имя Св. Апостолов; против нее располагались изваянные из мрамора львы. Дальше облик города постепенно менялся: начинались поля, многочисленные летние резиденции знати и монастыри, в том числе прославленный Хорский монастырь и обитель Богородицы Кехаритомени. Мимо большого водоема — цистерны Аэтия — Меса выходила к Харисийским воротам, за которыми брала начало дорога к фракийскому городу Адрианополю, уходившая дальше через Филиппополь к границам Сербии и Венгрии. Здесь, в северо- западном углу Константинополя, был возведен Влахернский дворец, где императоры из дома Комнинов охотнее проводили свои дни, нежели в Большом дворце на берегу Пропонтиды.
Второй, юго-западный, рукав Месы, покинув Филадельфии, вливался в Амастрианскую площадь — место, пользовавшееся дурной славой. Именно здесь совершались экзекуции над важными государственными преступниками. К тому же на площади стояло много античных статуй: Зевс-Гелиос на мраморной колеснице, распростертый на земле Геракл, птицы, драконы — и многие константинопольцы полагали, что Амастрианская площадь находится во власти демонов, которым посвящены эти фигуры. Она служила вместе с тем рынком, и бронзовое изображение истинного модия смотрело с высокой пирамиды на торгующий люд.
От Амастрианской площади Меса спускалась вниз, в долину Ликоса, где располагался форум Быка, получивший свое название от огромной бронзовой бычьей головы, привезенной сюда из Пергама. И если Амастрианская площадь служила местом организованных экзекуций, то на форуме Быка особенно часто творился самосуд и расправа возбужденной толпы с иноверцами и политическими противниками.
Перейдя ручеек, Меса вновь поднималась на холм, где находилась площадь Аркадия, украшенная колонной, несшей статую этого императора (395–408). За площадью начинались предместья и можно было видеть виноградники.
Завершался этот рукав Месы Золотыми воротами — самым главным въездом в город, через который вступал в свою столицу император, возвращавшийся из победоносного похода. Золотые ворота были построены императором Феодосием — скорее всего, Феодосием II, — и вырезанная на них надпись гласила, что воздвигший Золотые ворота установил также и золотой век. Построение Золотых ворот — несомненный факт, их величественные остатки можно видеть и ныне, что же касается золотого века, то его построение в византийских условиях, скажем мягко, весьма сомнительно…
Золотые ворота были фланкированы двумя мощными башнями и украшены множеством скульптур — слоны, мифологические герои, сражающиеся воины. Не раз перестраиваемые, они превратились в конце концов в самостоятельную цитадель, охранявшую юго-западный угол константинопольских крепостных сооружений.
Между площадью Аркадия и Золотыми воротами, несколько в стороне от Месы, расположен был квартал, именовавшийся Сигма. Там-то и высился монастырь Перивлепта, возле которого, как мы помним, обитал Исаак Ангел. Он жил, следовательно, на окраине города, за пределами первой городской стены, возведенной еще основателем византийской столицы императором Константином, и сравнительно близко к главной крепостной стене — к построенным при Феодосии II сухопутным стенам.
В этом доме застал Исаака Ангела прибывший со стражниками Стефан Айохристофорит. Он вошел, продолжает свой рассказ Никита Хониат, и предложил Исааку спуститься и следовать за ним — по красноречивой формуле византийского историка — «туда, куда его поведут»…
Мы не знаем, как именно выглядел дом Исаака Ангела близ монастыря Перивлепта. Сохранились, однако, описания других константинопольских жилищ, позволяющие в общих чертах воссоздать облик городской барской усадьбы того времени.
Византийские дома были, как правило, двухэтажными, хотя иногда встречаются упоминания жилищ о четырех и даже пяти крышах, в которых исследователи подчас усматривают четырех- и пятиэтажные сооружения. Стена, выходившая на улицу, была первоначально глухой, но уже с V в. на втором этаже наружной стены дома стали вырезать проемы для застекленных окон, забранных обычно металлическими решетками. Строились дома из хорошо обожженного кирпича или из камня, покрытого снаружи штукатуркой. Крыши — черепичные или камышовые — могли быть и плоскими, и покатыми.
Городская усадьба представляла собой сложный комплекс, центром которого служил двор, куда выходили, помимо жилых строений, сараи и стойла для скота, а также помещения для мельницы, которую обычно приводил в движение какой-нибудь дряхлый осел. Подчас стойлами и амбарами служили нижние этажи жилых помещений. Во дворе размещались пифосы с зерном, вином, оливковым маслом, иногда был вырыт колодец и уж, конечно, валялся всевозможный мусор. На таком дворе и стоял Айохристофорит и, по- видимому, задрав вверх голову, кричал Исааку Ангелу, чтобы тот спустился и без промедления следовал за ним.
Исаак, естественно, медлил, хорошо понимая, что его ждет. Айохристофорит торопил его, угрожая,
