— Полтора года.
— Значит, это вы организовали в междуречье Буг — Висла дневной поиск?
— Я.
— Я помню этот случай. Умная была операция. Вы член партии?
— Да.
— Кем вы были до войны?
— Лейтенантом.
— Ага, вы кадровый военный?
— Да.
— Раз вы кадровый военный, вам следовало бы, может быть, перейти на работу в большой штаб… Не мешает расширить свой военный кругозор… — он умолк, ожидая с каким-то непонятным любопытством ответа Лубенцова.
Тот покачал головой и сказал:
— Нет, товарищ генерал, разрешите мне довоевать войну в моей дивизии.
Адъютант генерала подивился разговорчивости члена Военного Совета и его интересу к незнакомому офицеру. О том, что генерал Сизокрылов человек, внимательный к людям, адъютант, конечно, знал. Сизокрылов любил людей. Но это была любовь скрытая, глубокая, совсем лишенная сентиментальности. Некоторые даже считали его жестоким.
Сизокрылов знал, что его боятся, и это иногда очень обижало его. Лубенцов ему понравился именно потому, что в нем не видно было обидного страха перед большим начальством. «Значит, работает честно, — решил Сизокрылов, — и дело свое знает…»
— Подумайте, — сказал он. — Я могу сказать Малышеву.
— Нет, товарищ генерал. Не говорить ему. Ваше слово он поймет как приказ, и меня сразу же переведут…
— Как хотите, — уже равнодушно согласился генерал и снова закрыл глаза.
— Кажись, приехали, — сказал шофер.
Машина въехала в большую деревню. Хотя было совершенно темно, но в темноте угадывалось, что деревня полна людей. Чье-то лицо на ходу заглянуло в машину, перед радиатором взмыл в небо шлагбаум. Часовые в белых полушубках встали «смирно», несколько теней замахало руками, то тут, то там замигали карманные фонари, раздались негромкие голоса. Машина остановилась.
IX
Члена Военного Совета ждали. Около машины навытяжку стояло человек десять. Приземистый человек в папахе громко и раздельно произнес:
— Смирно! Товарищ генерал-лейтенант…
Сизокрылов нетерпеливо прервал его:
— Знакомьтесь. Командир танковой бригады. Вам на пополнение прибыл, с Урала прямо. Принимайте новую бригаду.
Генералы быстро пошли к дому. Захлопали двери, потом стало тихо.
Лубенцов находился в нерешимости. Он свою задачу выполнил и теперь не знал, что, собственно говоря, делать: идти ли за членом Военного Совета, или остаться в машине с шофером. Он выбрал нечто среднее: вышел из машины и стал прохаживаться вдоль забора.
Из бронетранспортера высыпали автоматчики и, греясь, подобно извозчикам, били себя по бокам руками в больших неуклюжих рукавицах. Молодой лейтенант стоял возле машины, сосредоточенный и строгий, ожидая дальнейших распоряжений. Чибирев незаметно подошел поближе к гвардии майору и молча покуривал, освещая диск своего автомата желтым огоньком папиросы. Вскоре из машины вылез шофер; он закурил, подошел к Лубенцову и сказал:
— Да, товарищ гвардии майор, вы ночью, как кошка, видите… Редкий талант. Я вот вожу члена Военсовета уже полтора года, он все время почти на колесах — мне бы вашу способность… Вы и по карте так или по памяти только?
Лубенцов не успел ответить. К ним быстро подошел кто-то из офицеров и громко спросил:
— Кто тут командует автоматчиками Военного Совета?
Лейтенант молча вышел вперед.
— Поведете людей в эту избу. Греться и ужинать. Там все приготовлено. А где тут майор-разведчик, не знаете?
— Я, — отозвался Лубенцов.
— Пойдемте со мной.
Лубенцов вслед за офицером вошел в большой дом, куда за несколько минут до этого скрылся генерал Сизокрылов. Из полутемных сеней они вступили в ярко освещенную электрическим светом большую комнату, где человек десять девушек-радисток сидели у радиоаппаратов. Девушки принимали радиограммы, записывая длинные столбцы цифр на листки бумаги. Возле каждой из них стоял, сидел или нервно прохаживался офицер.
В комнате было жарко от ярко горевшей печи. Приказания отдавались коротко:
— Свяжитесь с Петровым!..
— Спросите, почему не докладывает о соседях!..
— Достигли ли Ландсберга?
— Переспросите, где немец контратаковал!..
— Свяжитесь с штурмовиками!..
Иногда слышались возгласы:
— А, чёрт!.. Пусть выполняет задачу!
— Передай: горючее вот-вот прибудет!..
Офицер, сопровождавший Лубенцова, исчез, а гвардии майор стал у стены, чтобы никому не мешать. Девушки, несмотря на напряженную работу, время от времени ухитрялись бросить на гостя любопытный взгляд и поправить чёлку.
Просматривая листок с цифрами, один подполковник радостно воскликнул:
— Самойлов вышел к Ландсбергу! Пойду доложу!
Он быстро застегнул пуговицы кителя и скрылся в соседней комнате.
Вообще все офицеры время от времени уходили в соседнюю комнату с листками цифр и тут же возвращались обратно.
Сопровождавший Лубенцова офицер вскоре вернулся:
— Член Военного Совета приглашает вас ужинать.
Лубенцов пошел вслед за офицером. В соседней комнате за большими столами с разложенными на них картами штабные работники отмечали изменения, происходящие в положении танков. В душе пехотинца Лубенцова шевельнулась некоторая зависть к работникам танкового штаба. За час тут происходят изменения, какие не могут даже сниться пехоте-матушке! «Хотя и без нее танки тоже далеко не пойдут», — успокоил он тут же свое пехотное самолюбие.
В одной из комнат лежали и висели генеральские шинели.
— Раздевайтесь, — шепнул офицер Лубенцову.
Лубенцов снял шинель и приотворил дверь в следующую комнату. Здесь за накрытым столом сидели танковые начальники и один генерал-летчик. Всех было десять человек.
Член Военного Совета прохаживался, по своему обыкновению, из угла в угол и молча обдумывал создавшееся положение. Наступление протекало успешно. Но из доклада начальника штаба генерала Сергиевского — хотя он, надо сказать, докладывал осторожно, не делая выводов, — и из разговора по радио с танковым командующим, находившимся впереди с оперативной группой, Сизокрылову было ясно, что положение усложняется с каждым часом. Прежде всего танки оторвались от пехоты на 50 — 100 километров. Танковые полки, разрезавшие Восточную Германию, потеряли часть техники и личного состава.
