— Из пистолета за четыреста метров кто же стреляет? Возьмите вон у раненого винтовку.
Никольский взял винтовку у раненого и, став у бруствера, начал стрелять. С каждым выстрелом его душа все больше переполнялась необычной уверенностью в себе. Он не знал, попадают ли его пули в цель. Но он знал, как и все остальные здесь, что он стоит насмерть, по-сталинградски, и никуда отсюда не уйдет.
Это и было то, что по телефону и в штабных документах называлось: атаки противника отбиты с большими для него потерями.
Стоящий рядом молодой капитан закурил папиросу, и спичка в его руке не дрожала.
— Хватит стрелять, — сказал он. — Немец отошел. Разве вы не видите?
Никольский этого не видел. Он ничего не видел. Ему все хотелось стрелять и стрелять.
XVII
Сначала никто не понял, каким образом здесь, в передней траншее, оказался начальник политотдела дивизии полковник Плотников. Он постоял рядом с солдатами, некоторое время смотрел на немцев в бинокль, затем спросил у Чохова:
— Ну, как дела, капитан? Выстоим?
— Выстоим, — сказал Чохов.
— Чего же ты так мрачно глядишь? — усмехнулся полковник. — Раз выстоим, значит, веселей надо… — Он снова посмотрел в бинокль, потом осведомился: — Солдаты завтракали?
— Нет еще, — сказал Чохов.
— Почему не завтракали? Что за безобразие! Где твой старшина?
Перетрусивший Годунов побежал в лес к полевой кухне.
— И водочки неси! — крикнул ему вслед Плотников.
Он прохаживался среди солдат, потом велел углублять траншею, пока тихо. Наконец Сливенко первый догадался спросить:
— А как вы сюда попали, товарищ полковник?
Плотников засмеялся:
— Пробрался, как видишь!.. Что же было делать? Пришлось ползком пробираться!.. Да и окружены вы не так уж плотно, это только так говорится: в окружении… Немцы — те, кажется, думают, что не вы, а они в окружении…
— Могли к немцам попасть, — укоризненно заметил Сливенко.
— Я под охраной пришел, с разведчиками.
Действительно, капитан Мещерский с дивизионными разведчиками тоже находился здесь. Мещерский поздоровался с Чоховым, потом подошел к полковнику и сказал:
— Тут майор Гарин в соседней роте. И Никольский здесь, оказывается.
— Вот вам и подкрепление из дивизии! — усмехнулся полковник. — А вы жалуетесь: мало людей!
Гарин уже бежал по траншее к полковнику. Он был изумлен и испуган до крайности.
— Зачем вы сюда пришли?! — вскричал он.
— Ладно, ладно! — вдруг рассердился полковник. — Охота всем меня учить и охранять мою жизнь! Лучше берите-ка, начальнички, лопатки и помогите солдатам углубить траншею, быстро, пока немец не возобновил свою музыку…
Чохов, стоя рядом с Мещерским, тихо сказал:
— А начальник политотдела отчаянный!
— Он всегда такой, — сказал Мещерский.
С приходом Мещерского Чохов стал смотреть на все происходящие тут, такие будничные для командира стрелковой роты, события с какой-то новой для него точки зрения. «Возьмет и опишет», — думал Чохов, и все, что кругом делалось, приобрело новую, яркую окраску; оно стало темой для будущих стихов. Голос Чохова сделался еще тверже, команды — еще ясней и короче. Чохов даже обратил внимание на природу — молодую травку, росшую за бруствером, и на разлившуюся бурную речку слева от позиций.
Мещерскому, однако, было совсем не до стихов. Он позабыл о них. Немцы снова готовились к атаке. Рокот спрятанных в глубине рощи Круглой танков становился все громче. Видимо, туда прибыло подкрепление.
Годунов и другие старшины принесли в траншею завтрак и водку. Стало веселей. Пичугин даже начал переговариваться с немцами, залегшими на опушке рощи Круглой:
— Хенде хох — и к нам на фрюштюк!
Веселье продолжалось недолго. Опять начался бой. Танки, скрытые в лесу, осыпали траншею болванками. Затем откуда-то из-за рощи забили немецкие скорострельные пушки. Черные фигурки немцев опять поднялись и пошли вперед. Следом за ними показалась цепь танков: тридцать две машины. Они поравнялись с пехотинцами, обогнали их и медленно, тяжело двинулись к траншее.
Все застыли на местах. Ложки с тихим звоном упали в котелки.
— Кто свою порцию не допил? — крикнул Годунов, подняв над головой фляжку с водкой; мимо фляжки, визжа, пронеслась пуля.
Не выпил свою порцию ефрейтор Семиглав. Однако он уже стоял у ручного пулемета, и пить ему не хотелось. Он уступил водку Пичугину, который, выпив, крякнул, встал и, не спеша, подошел к своей винтовке, лежавшей на бруствере.
«Какие молодцы!» — подумал Плотников, вздохнув с облегчением. Он сказал:
— Ну, смотрите, ребята. Все надежды на пехоту!
Где-то засвистел снаряд, и этот свист становился все пронзительней и страшней, словно надвигался мчащийся на полной скорости поезд. Все обволоклось дымом, так что люди не видели друг друга.
Бледный посыльный, низко пригибаясь, принес ящик патронов и, чуть заикаясь, спросил:
— Где полковник Плотников? Комдив его к рации вызывает.
Полковник, пригнувшись, пошел по ходу сообщения. Рация и радист находились в «лисьей норе», выкопанной в стенке траншеи.
— На приеме двадцать пять, — сказал Плотников, уткнувшись головой в сырую землю возле рации.
— Насилу доискался тебя, — с ясно слышным вздохом облегчения произнес в наушники очень далекий голос комдива. — Как у тебя дела? Лубенцовские с тобой?
«Лубенцовскими» генерал привык называть разведчиков.
Плотников сообщил обстановку. Генерал помолчал, затем обиняками намекнул на то, что в полдень дивизия пойдет в атаку.
В это время снова появилась немецкая авиация.
— Нас бомбят, — сказал Плотников.
— Вижу, — ответил генерал. — Держитесь. Мы тут вот-вот справимся. На участке Иванова противник откатывается. Узнай, как там с огурцами у трубачей…
Плотников пошел к артиллеристам, чтобы узнать, как у них обстоят дела со снарядами, и не слышал заключительных слов комдива по радио. А генерал не удержался, чтобы не добавить:
— Ну, зачем ты туда пошел, Павел Иванович!.. Гражданский ты человек!
Ход сообщения был полон весенней водой. Позиции артиллерии находились в лесу, позади переднего края, почти на самой опушке. Машины стояли в овраге. Орудия, вкопанные в землю, были кое-как прикрыты сухими ветками и зеленой маскировочной сеткой. Возле орудий валялись кучи стреляных гильз. Вокруг стлался едкий туман пороховых газов.
Черные, злые и потные артиллеристы возились у своих пушек, время от времени отвечая кому-то, сидящему на дереве и сообщающему данные для стрельбы коротким: «Есть!»
Полковник спрыгнул в яму. К нему сейчас же подбежали артиллерийские офицеры.
— Да вы же ранены, товарищ полковник, — сказал один из них.
Плотников пощупал свою щеку. Она была мокрая. То ли осколок, то ли твердый комок земли, по-
