— Во! — поднял заскорузлый палец Иванов. — Читай наоборот. Это, кажись, пра-пра-пра-правнук нашего начальника метеостанции!
— «Он выбрал многообещающую тему: «Архаика жизни предков в районе бывшего Поволжья». Первая подтема: «Аэрофлот», — продолжал читать Аракелян. — Вомилк трудился с марсианским темпераментом. Его роботы энергично раскапывали древние курганы и русло бывшей реки Волги, заиленное полвека тому назад, а более нежные роботихи поднимали столбы пыли в архивах земли, пробивали лабиринты в служебных бумажках, заваливших планету в конце XXV века».
— Кстати, Сурен Карапетович, пенсионеры из нашего ЖКО требуют справку, что я учусь в системе политучебы и в этом году не посещал вытрезвитель.
— Дам, — ответил Аракелян белобрысому мотористу с хитроватой улыбочкой, висящей весь день под курносым облупленным носом. — Послушай лучше… «Дело спорилось, и вскоре на белый свет извлекли: отшлифованную гранитную пластину с вырубленным на ней текстом и золотую коробку с магнитофонной проволокой… Обрадованный находками, Вомилк запрограммировал ЭВМ и, попивая кока-электролит, стал ждать. Через несколько минут перед ним лежал текстовой фрагмент информации к размышлению.
«На гранитной пластине прогноз погоды Саратовской метеостанции. По данным того времени, — схоластический, обтекаемый. Датирован октябрем 1971 года. Давался одинаковым из года в год осенью, зимой и весной. Из-за экономии бумаги выгравирован на гранитной плите и стал вечным памятником симбиоза гадания на кофейной гуще и перестраховки. Предприятию Аэрофлота приносил громадные убытки, укорачивал жизнь пассажирам».
Вомилк нажатием кнопки запротоколировал информацию и включил видеомагнитофон с найденной проволокой. На экране показалось красное распаренное лицо. «Это летчик!» — прокомментировала ЭВМ. На другой половине экрана бесстрастная белая маска. «Это диспетчер аэропорта. Своего лица не имел», — рокотнула машина.
Лента оборвалась».
Увлекшись фельетоном, Аракелян не заметил подошедшего сзади командира отряда. Терепченко внимательно слушал. И когда Аракелян почувствовал, что кто-то стоит за его спиной, и оглянулся, Терепченко сказал:
— Продолжайте, Сурен Карапетович, очень интересно.
— «Лента оборвалась, — снова начал абзац Аракелян. — Вомилк, грустный и задумчивый, сидел перед умолкнувшим видеомагнитофоном. За окном проплыла летающая тарелка. В соседней комнате коллега-лунянин разучивал «Дубинушку». В дверь влетела, повертелась перед зеркалом астролокатора и выпорхнула юная Андромеда из Туманности. Вомилк не заметил ее кокетства. Перед глазами стояла несчастная распаренная личность предка, которого очень условно звали гордым именем «Летчик Саратовского аэропорта». Конец.
— Фамилия? — спросил Терепченко.
— Что? — не понял Аракелян.
— Кем подписана статейка?
— Романовский, — ответил техник Иванов. — Борисом Николаевичем.
— Имя и отчество полностью?
— Нет, только одна буква, но мы хорошо помним, как его звать.
— Ну-ну… Вы идете, Сурен Карапетович?
— Одну минутку…
Аракелян мигнул курносому мотористу, но техник Иванов перехватил взгляд, нажал на плечо вскочившего паренька и пошел к умывальнику. Он несколько раз надавил на сосок, вспенил в коричневых руках мыльную соду и протянул одну ладонь Аракеляну. Тот потер о нее свою руку и сполоснул водой.
— Сурен Карапетович, я вынужден был подать рапорт в политуправление.
— И что же? — спросил Аракелян Терепченко, вытирая руку о комбинезон техника.
— Давайте отойдем.
Они неторопливо зашагали к ангарам.
— Так о чем вы писали, товарищ командир?
— О вас, о вашем стиле работы и, не обижайтесь, о панибратстве, которым вы завоевываете свой авторитет.
— Есть доказательства столь тяжкого обвинения?
— Немало. Как итог — авария пилота Туманова.
— Да, воспитание человека во веки веков останется самым трудным делом.
— Ну зачем так общо? Я-то их изучил на своей шкуре. Пилюлей Туманова можно подавиться.
— С вашим-то опытом можно проглотить и гвоздь!.. Так вы не хотите со мной работать?
— Вы не помогаете, а мешаете мне. И существенно. В эскадрилье Корота, например, две вынужденные посадки, поломка и вот теперь — авария. Только за полгода!
— Я стараюсь работать с людьми, как учит партия.
— И воспитываете не рабочих, а борзописцев, которые позорят нас на все Поволжье! Дай им волю, они все очернят!
— Коммунисты никогда не боялись правды.
— Опять высокие слова! Я про аварию…
— Причина аварийности в другом. Беседуя с Романовским…
— При чем здесь он? Нашли авторитет! Он получил за своего пилота первый выговор и, надеюсь, не последний.
— Как это понимать?
— …Я о вас говорил в управлении, Сурен Карапетович. Вы хороший человек, принципиальный коммунист, грамотный руководитель, но работать нам вместе — только портить друг другу карьеру. У вас болеет дочь. Что-то с легкими… климат… Так ведь?
— Ну?