– Я понял, – полковник поднял глаза. В темных, точно крепкий чай, зрачках, нельзя было прочесть ничего. – Но лица ее у нас нет?
– Нет, – покачал головой Виктор. – Съемка велась с правой стороны, где все время была рука с телефоном.
– Тогда этого мало, – Мухаметшин чуть заметно скривился. – Что еще?
– Есть новости с места взрыва, – Виктор извлек из папки новую пачку фотографий. Эти качеством были похуже – изображение на них было серым, контуры предметов кое-где размывались. – Чудом сохранились видеопленки службы безопасности музея, который располагался в основании уничтоженного террористами памятника. Правда, они пострадали, но большую часть удалось просмотреть. Обнаружено несколько подозрительных фактов.
– Например?
– Появление в служебных помещениях людей, не состоящих в штате музея. Сейчас устанавливаем их личности. Кроме того, вопросы вызывает одна из иностранных экскурсий, прошедших по музею в пятницу.
– И что же с ней не так? – полковник жадно затягивался и выпускал дым из ноздрей, что делало его похожим на старинный паровоз.
– Число экскурсантов непостоянно. В первых залах их двадцать девять человек, затем – двадцать восемь, а в самом конце экспозиции – вновь двадцать девять.
– То есть, один куда-то исчез на время?
– Да, – Виктор кивнул, влез в пачку фотографий и извлек одну, на которой крупно был изображен полный мужчина в костюме. Картинка была смазанной, словно съемка велась сквозь туман. Черты лица нельзя было разглядеть отчетливо. – Вероятнее всего, это тот самый, который пропадал. Завтра свяжемся с турагентсвом, которое привозило иностранцев, проверим, знают ли они человека с такой внешностью. Но, скорее всего, это террорист, пристроившийся к туристической группе.
– Когда закончили просматривать материал? – спросил полковник.
– Полчаса назад, – Виктор ощутил, как ноет натруженная спина и болят усталые глаза. – Я отпустил офицеров по домам, пусть отдохнут. А то почти все трое суток на ногах.
– Отправляйся и сам домой, – Мухаметшин широкой ладонью заграбастал лежащие на столе бумаги. – Отчет твой я просмотрю. Завтра приезжай к девяти. Думаю, что суток тебе хватит для отдыха.
– Спасибо, Ренат Ахмедович! – сказал Виктор горячо.
– Не за что! – отозвался полковник. – Иди-иди давай, а то передумаю!
На столе пыхтел настоящий, большой самовар. Стенки его блестели надраенным металлом, а кран гордо торчал. Владимир знал, что самовару этому почти триста лет и что он бережно сохраняется в семье Ивана, как одна из родовых реликвий.
Зажурчала жидкость, падая в фарфоровую чашку, и по комнате поплыл запах свежезаваренного чая. От него легче стало на душе, отступила усталость, накопившаяся за сутки, проведенные на ногах.
В Москву Владимир вернулся рано утром и выспаться нормально не смог.
– Берите пироги, – сказал Иван, который разливал чай. Горка домашней выпечки возвышалась на блюде, призывно показывая румяные бока.
В комнате их было пятеро. Хозяин, суетливый в этот день больше обычного, Татьяна, на лице которой словно застыло выражение упрямого ожесточения, мрачный и насупленный Станислав и Николай, как всегда, спокойный и уравновешенный. И сам Владимир, конечно.
Он взял с блюда один из пирожков, жадно вонзил зубы. Язык обнаружил нежную сладость яблочного варенья.
Прожевав, Владимир отхлебнул чая и только после этого заговорил.
– Итак, – сказал он, обводя взглядом соратников. – Мы с вами можем праздновать очередной успех. Позорный монумент разрушен, а наши враги поняли, что мы с ними не шутим!
– Поняли ли? – блеснул глазами Иван, на лице его отразилась злость. – Может быть, стоит напомнить о себе еще раз?
– Не так быстро, – чуть поморщился Владимир. – На подготовку новой акции уйдет не одна неделя. Кроме того, сейчас нас ищут все, от министра внутренних дел до последнего участкового. Лучше на время переждать, уйти в тень…
– И все равно я считаю, что жертв было слишком мало! – свирепо заявила Татьяна. Она кусала пирожок так, словно он был ее смертельным врагом, а алое варенье на изломе казалось кровью. – Каких-то двести человек!
– Это много, – буркнул Станислав, отрывая взгляд от чашки, в которую он смотрел с самого начала разговора. С удивлением увидел Владимир в глазах бывшего десантника страх и отчаяние. Широкие плечи Станислава как-то обвисли, тело, ранее налитое силой, казалось больным.
– Это много, – повторил он, обводя взглядом собравшихся. – Нельзя убивать столько! Они же люди!
– Людей на земле больше четырех миллиардов, – философски изрек Николай. – Они умирают так или иначе. Если часть из них погибнет от нашей руки – то что же, такова их судьба.
– К сожалению, – очень спокойно, чеканя слова, сказала Татьяна, – иного способа, чтобы привлечь внимание людей, чем убить некоторое их количество, не существует! Кто становился во все времена самым знаменитым? Те, кто причастен к смерти многих – полководцы, жестокие правители, убийцы и палачи! Кого ты вспомнишь, когда упомянут Древний Рим? Императоров, а не философов и ученых! А тот же Цезарь погубил в своих войнах столько людей, что нам и не снилось! Как мы напомним миру, что есть такой русский народ, который притесняют в собственной стране?
