палец откусили – значит, есть. Если не откусили – значит, нет. Но в любом случае руку тебе после этого придется ампутировать, а рану прижечь, чтобы не допустить заражения крови.
Наш худред посмотрел в мои добрые честные глаза и неуверенно предположил:
– Ты шутишь?
– Ни в коем случае, – уверил его я. – Я серьезен, как стая гробовщиков.
Но Антон мне не поверил, и правильно сделал – есть у меня такой грех, люблю я глумиться над людьми.
Плыли мы всего с час, а потом начали искать место для стоянки.
Темнота наступит, как обычно, в шесть часов, а двигаться через джунгли во мраке рискнет только самоубийца или родившийся под кустом индеец. Так что мы причалили, заметив более-менее ровный участок. Сулема осмотрел его на предмет всяких опасных тварей, дал добро, и работа закипела.
Вновь пришлось браться за мачете – слегка проредить заросли и добыть дров. Костер разожгли так, чтобы огня не было видно со стороны реки, поставили палатку и принялись готовить ужин.
– Не нравятся мне эти места, – признался Лопес, когда с едой было покончено. – Вроде бы тоже Эквадор, родина, но я не могу любить их так же, как Кито, Куэнку или побережье…
– Это потому, что ты живешь в городе, привык к нему и не знаешь другой жизни, – рассудительно заметил Сулема. – Проведи ты в сельве хотя бы год, не захотел бы ничего другого.
– Не сомневайся! – фыркнул коллега. – За этот год я бы порос мхом и отдал бы душу богу!
Перепалка между ними тянулась какое-то время, вялая, точно дежурная ссора в семье с тридцатилетним стажем. Темные джунгли вокруг нас молчали, и тишина действовала на нервы сильнее, чем рев, визг и писк. За кругом света от костра сгущался мрак, из которого выступали лишь силуэты ближайших деревьев, и казалось, что из этого мрака за нами следят.
Я понимал, что все это от расшалившихся нервов, но справиться с собой не мог.
– Ладно, утро вечера веселее, – сказал Лопес наконец. – Надо выбрать, кто дежурит, и спать ложиться.
Бодрствовать первую половину ночи вызвался проводник, а на вторую посредством жребия определили меня. Спорить я не стал, помахал всем рукой, забрался в палатку и мигом задрых.
Снилась всякая ерунда – щупальцеголовый уродец по имени Кхтул-лу, Ангелика в завлекательной шелковой комбинации, родной Городец, где я не был лет пять, и мрачный шеф с сигарой.
А потом меня подергали за ногу, и я понял, что труба зовет и пора вставать.
– Время, – прошептал Сулема от входа в палатку.
– Иду, – ответил я.
Бартоломью и Лопес дрыхли без задних ног, а второй еще и храпел, раскатисто и мощно, как обычно храпят толстяки. Сельва шумела во тьме, плескала река, и тлели багрянцем остатки костра.
Проводник вручил мне винчестер и спросил с сомнением:
– Пользоваться умеешь?
– А то, – ответил я. – И стреляю неплохо.
– Вот и хорошо. В семь нас буди, – он зевнул, перекрестился и полез в палатку на мое место.
А я уселся спиной к костру, положил оружие на колени и принялся дежурить.
Всякий, кто служил в армии, знает, что нет ничего скучнее, чем стоять на посту. Дремота накатывает с мощью океанского лайнера, придавливает твой мозг и превращает его в блин, способный реагировать лишь на сильные раздражители. Но сейчас, как ни странно, мне спать не хотелось то ли из-за необычной обстановки, то ли потому, что я знал: реальная опасность может скрываться за ближайшим кустом.
Ну или это был финт акклиматизации – в Европе сейчас самый разгар дня.
В любом случае, до рассвета я ни разу не сомкнул глаз, и не сказать, что для этого сильно напрягся. Никто нас, правда, сожрать не попытался, никакой захудалый хищник не позарился на мясистого Антона или жилистого Лопеса. И даже летучие мыши полетели удовлетворять вампирские наклонности в другое место.
Вместе с солнцем над рекой поднялся туман.
Серые пряди поплыли над водой, смешиваясь и переплетаясь, а потом в них обозначилось целенаправленное движение. Нечто призрачное, громадное, похожее на многоногого слона без башки, но с огромным ртом, побежало по поверхности Пастасы, и я даже услышал равномерный плеск!
– Твою мать! – сказал я, вскидывая винчестер.
Тварь рассыпалась на клочья тумана, а те собрались в лицо – огромное, с гневно сдвинутыми бровями, и я облился холодным потом – физиономия принадлежала старому грибу из Кито! Черные провалы глаз налились злобой, рот изогнулся в усмешке, но тут налетел ветер и сдул эту хрень, перемешал туман, словно хозяйка – преющую на тихом огне кашу.
Я опустил оружие и решил, что мне показалось.
«Нет, надо все же что-то с этим делать», – подумал я и отправился будить спутников.
Семь часов или шесть сорок пять – какая разница?
Вскоре стало ясно, что так думаю только я, а остальные придерживаются иной точки зрения. А еще я узнал нечто новое о собственной скромной персоне – например, что у меня не голова, а свихнувшийся будильник и что я гожусь только чистить сортиры в дизентерийном бараке. Но своего добился – троица ленивцев выбралась из палатки, и мы занялись завтраком.
Глава 10
Храм престарелых
Чем дальше в лес, тем толще партизаны.
Пастаса неспешно несла нашу лодку меж заросших берегов, больше похожих на два ряда деревьев. Сулема и Лопес подрабатывали веслами, Бартоломью не уставал щелкать «лейкой», а я изображал из себя военизированную охрану, поскольку держал в лапках винчестер и был готов пустить его в ход.
Стрелять, правда, было не в кого, в прибрежных зарослях шепеляво трещали гаррапатеро – птицы, которых в этих местах называют «косинеро», то есть «повар», а наверху, в кронах, пронзительно вопили макаки. Анаконды, пираньи, крокодилы, ягуары и прочие смертоносные обитатели сельвы то ли бродили в других местах, то ли просто не собирались связываться с нашей компанией.
Или храп Лопеса заставил в испуге разбежаться всех хищных тварей.
Через час пути мы обнаружили признаки того, что на Пастасе бывают люди.
– Старая лодка, – сказал Сулема. – Вон там, у правого берега… Прямо под бромелией!
Красное пятно цветка ярко выделялось на фоне зелени, а под ним виднелись полусгнившие останки пироги. Ясно было, что «на приколе» она стоит много лет и ей пользовался если не полковник Фоссет, то кто-то из его эпигонов.
– Вижу, – подтвердил я. – Интересно, а как те типы, что здесь живут, до цивилизации добираются?
Проводник хмыкнул:
– Сделать пирогу нетрудно, а спрятать в зарослях рядом с мостом куда легче, чем машину. Ну, а от переправы до Макаса или Пуйо на самом деле не так далеко, особенно по дороге. Да и водитель лесовоза всегда подвезет пешехода, ведь грех бросить человека в сельве без помощи.
– Так то человека, – проворчал Лопес, второй день удивительно молчаливый, – а не гада лесного.
А еще через полчаса мы увидели на левом берегу нечто вроде пристани: два столба уходят в воду, на них опирается помост, к краю которого прибиты толстые короткие шесты.
– Вот и приплыли, – сказал я, поудобнее перехватывая винчестер и шаря взглядом по сторонам. – Где хозяева с хлебом-солью? Или хотя бы со злобными воплями и жертвенными ножами?
– Я никого не слышу, – сообщил насторожившийся Сулема. – Давай причалим и осмотримся.
Мы подплыли ближе, и стало ясно, что от пристани в заросли уходит довольно широкая тропа. Наша лодка ткнулась носом о край помоста. Первым на него выскочил сжимавший оружие Лопес. Точно заправский спецназовец, он шлепнулся на пузо и выставил ствол в сторону чащи.
– Браво, майор! – похвалил я коллегу.
Мы быстренько привязали лодку и выбрались на берег.
– Я – впереди, – сказал проводник и, вскинув антикварное ружьище, двинулся по тропе.
Мы успели пройти по ней с пяток метров, когда сверху зашуршало, и на нас ринулись мохнатые
