тобой можно подпирать стену или показывать людям для увеселения.
Мы выпили траппистского, затем попробовали пива «Херенграхт, 90», что варят прямо тут, а после того, как дерябнули по темному «Де Праэлю», глазки у Бартоломью маслено заблестели.
– Пошли, – скомандовал я. – А то ты еще наберешься, а мне тебя тащить.
– Я не пьян, – сообщил Антон заплетающимся языком. – Я просто хочу еще выпить!
Ну, точно как в анекдоте – больше трех рюмок я не пью, но после них становлюсь совсем другим человеком, а ему тоже надо вмазать.
– Пошли-пошли, – неумолимо повторил я. – Выпить еще успеем.
И мы двинулись обратно к Дамраку, самой главной улице Амстердама, а затем и за нее, к кварталу красных фонарей. Тут, как всегда в вечернее время, оказалось шумно, пахуче и людно.
Нам предложили купить ЛСД, но мы доблестно отказались, точнее, я отказался, а Бартоломью не понял, чего хочет от нас этот черный в дредах и вязаной шапочке. Попытались заманить в сомнительного вида кофе-шоп, на витрине которого красовались мухоморы, снабженные надписью: «Магические Грибы».
А затем начались улочки с продажными тетками, и Антон забыл про то, что хочет выпить.
– Ай-яй-яй! – только и восклицал он.
Представьте себе подсвеченную красным витрину в рост человека, а за ней – девицу в купальнике. Она может стоять или сидеть на высоком стуле, курить или кокетливо поправлять «амуницию», в любом случае ее задача – заманить к себе кого-нибудь из проходящих мимо мужиков. За спиной у барышни имеется комнатка с просторной кроватью, а на стекле – глухая занавеска, что задергивается в том случае, если внутри находится клиент.
Девушки здесь встречаются разные, любых цветов кожи и комплекций, от бывших «Мисс Вселенная» до серых мышек и совершенно необхватных теток, что сошли бы в пару к Гаргантюа.
Как говорится – на любой вкус.
– Как несправедлива жизнь, – сказал я, когда мы приостановились, чтобы рассмотреть негритянку с грудью невероятного размера. – Квартал красных фонарей прославлен на весь мир, а вот кварталы синих пребывают в незаслуженной безвестности.
– А это что такое? – спросил Бартоломью.
– Ну как же? – ухмыльнулся я. – Они имеются на окраине любого крупного российского города. Причем фонари на твоей физиономии там поставят совершенно бесплатно.
Чтобы усвоить концепцию, слегка одуревшему от перелетов, пива и впечатлений худреду понадобилось несколько минут. Потом он захлопнул рот, сердито поглядел на меня, и мы продолжили прогулку.
Одолели еще несколько улочек, а затем я потащил Антона в отель – в Амстердаме ты или нет, а спать надо.
Выспаться мне было снова не суждено.
Похоже, двое пидоров сняли комнату в том же отеле, что и мы, и всю ночь посвятили любовным утехам. О том, чтобы закрыть окошко номера, они и не подумали, и соседям только и осталось, что слушать сочные шлепки, ритмичное уханье и молодецкие выкрики.
Где-то под утро я начал жалеть, что у меня нет под рукой винчестера.
И самое обидное – подлый Бартоломью после трех бокалов голландского пива дрых без задних ног!
Продрав глаза около девяти, мы сходили на завтрак, а ровно в десять, минута в минуту, заявилась Ангелика, вся в белом, безупречная, безжалостная и похожая на Снежную Королеву.
– Что-то мне не верится, что вы всю ночь спали, – сказала она, разглядывая мою физиономию.
Я сделал большие честные глаза:
– Ей-ей, матушка, почивали. Только вот сны снились мерзкие про содомитов клятых. Не иначе, как кто- то наркоту в соседнем номере курил и надышал прямо нам в форточку.
Такое объяснение удовлетворило бы только совсем уж наивного человека, но Ангелика не стала требовать другого. Она по-хозяйски уселась на стул и протянула мне синюю пластиковую папку:
– Изучайте. Тут материалы.
– Что за красавец? – осведомился я, вытащив фотографию белокурого типа в очочках, похожего на школьного учителя, и сам же прочитал на приложенном к снимку листке: – Виллем ван Хоэйдонк, сорок два года, уроженец Алкмаара, по профессии – юрист, с две тысячи первого года возглавляет Амстердамское отделение Церкви Святой Воды… Э, да это кто-то типа епископа?
– И тут они есть, – сказал Антон и мрачно вздохнул.
– В Голландии имеется даже официально зарегистрированная партия педофилов, а уж рядом с ними сектанты, приносящие людей в жертву, и вовсе розовые зайчики. Так, это что такое?..
Помимо досье на ван Хоэйдонка в папке имелись фотки некоего дома, выходившего фасадом на канал, затем его подробный план, а также расшифровки записей двух телефонных разговоров между «В. В. Х.» и «Н», обозначавшим, скорее всего, неизвестного.
Из разговоров следовало, что в ближайшие дни где-то на берегу моря состоится некое важное событие.
– Все ясно, – сказал я. – Эти паскудники собрались учинить очередное кровопролитие. Вот только где? Морских берегов в Голландии – как дырок в сырной голове.
– Этого нам выяснить не удалось. Поэтому сегодня вечером, – Ангелика позволила себе улыбнуться, – будет проведена операция по захвату Виллема ван Хоэйдонка. Вам светиться незачем, поэтому вы будете привлечены лишь в качестве группы прикрытия. Основную часть работы возьмут на себя мои коллеги.
Бартоломью, уже вообразивший себя суперагентом ноль ноль восемь с половиной, обиженно засопел.
– Не зря ты посвятила своих в эти дела? – спросил я.
– А я их и не посвящала, – покачала головой белокурая бестия, – начальство уверено, что я в отпуске. А парни из местного, глубоко законспирированного резерва просто исполняют приказы. Они уверены, что мы имеем дело с обычным преступником, торговцем оружием или шпионом.
Это, конечно, верно и вроде бы разумно – меньше знаешь, увереннее действуешь, особенно в нашей ситуации. Но с другой стороны – сектанты из ЦСВ вовсе не обычные преступники, у них есть кое-что помимо ножей и пистолетов, вспомнить хотя бы статуэтку Кхтул-лу и аквариум с зеленой тиной. Готовы ли «парни из резерва» иметь дело с подобными вещами?
Что-то я сомневаюсь, честно говоря.
Но Ангелика наверняка убеждена, что их шпионские навыки помогут справиться с чем угодно. И поэтому возражения приведут только к длинному и совершенно бессмысленному спору.
– Ладно, группа прикрытия так группа прикрытия, – сказал я. – Командуйте, фройляйн.
Первый приказ не заставил себя ждать:
– Собирайтесь, и пошли.
Выбравшись на улицу, мы угодили под типичный голландский дождь, который славен тем, что идет почти параллельно земле и одинаково неприятен как в ноябре, так и в июле. Поспешно пробежали мимо Биржи и с причала, что расположен напротив музея секса, перебрались в маленькую прогулочную лодку, выкрашенную в патриотичный оранжевый цвет.
– Под видом туристов проведем рекогносцировку, – сказала Ангелика.
– В такую погоду? – осведомился Бартоломью, оглядывая серое небо и укрытый за завесой дождя Амстердам.
– Другая тут редко бывает, – сообщил я. – Так что, поверь мне, на каналах сейчас не протолкнуться.
Затарахтел мотор, и мы поплыли – мимо искусственного острова, на котором стоит вокзал, через Брауэрграхт, «канал пивоваров», в Херенграхт, «канал господ», и по нему – на юг.
Лодчонка наша представляла собой типичное суденышко, на каких аборигены в выходные дни раскатывают по воде, предаваясь болтовне, обжорству и пьянству – метров семь в длину, негромко булькающий движок, а сверху тент на распорках, дающий хоть какую-то защиту от дождя. Рядом с большими катерами, на которых возят на обзорные экскурсии туристов, она смотрелась карликом, около катамаранов, что выбирают для прогулок разные маньяки – великаном, но в общем и целом не выделялась, даже несмотря на радикальный цвет.
На каналах голландской столицы можно встретить и не такое.
