— И кто же ее, интересно, здесь пьет? — Малюта с любопытством разглядывал очаровательную юную аборигенку. На девушке был синий закрытый купальник, непростительная смелость для здешних мест.
— Люди пьют. Это один из самых больших естественных источников воды на этом берегу Каспия. Вода по трубопроводу спускается далеко вниз, почти до самого города. Трубы старинные, из плотного камня, так что вода особенно не нагревается и не теряет своего особого вкуса. А если вы хотите искупаться, то надо обойти Аржан-Су слева, там небольшой водопад и «овечьи ванны».
Натягивать комбинезон на липкое тело было неохота, поэтому, постучав на всякий случай ботинками о камень и убедившись, что их за время короткого разговора с незнакомкой не облюбовали под жилье шустрые скорпионы или еще как-нибудь пустынная нечисть, он обулся и поспешил в указанном направлении.
Так в его жизнь вошла Гуля, гордое и чуткое создание, чье тело источало запах сушеного миндаля, а ладошки аромат спелого граната.
А потом был год сумасшедших писем. Эти письма в большой, перевязанной шпагатом, коробке до сих пор хранятся у него где-то на антресолях. Ну а дальше, дальше было падение в бездну — ее молчание, его бесконечные звонки, незнакомая речь, наконец в трубке хриплый голос ее отца: «Не звони сюда больше, слышишь… Не уберег я твою невесту, офицер… Нет больше Гули, убили Гулю…»
— Эй, дружище, мы приехали! Да ты спишь что ли? — С обидой тряс его Амирян. — Я ему тут соловьем заливаюсь, а он спит, как тарбаган!
— Прости, Геворк, прости, брат! Что-то на меня нахлынуло, такое чувство, будто вчера все было…
— Да нет, это ты уж меня прости, я и забыл совсем. Прости. Давай так, ты пока отдыхай, можешь по городу побродить, к вечеру все с тобой прояснится. Я на связи. Только не пей больше. Вызвать могут в любую минуту. И никаких крамольных комментариев на тему того, что видишь и слышишь, — перейдя на шепот, продолжил Геворк, — не только вслух, но даже и мыслить о подобном не вздумай. Ни на минуту не забывай — ты в очень свободной стране. Ну, вроде, все.
Высочайшая аудиенция была назначена через два дня. В городе стояла ужасная жара, и все это время Скураш промаялся в номере, к счастью оказавшемся вполне приличным, со всеми удобствами, а главное, оснащенным кондиционером. Утром Малюта тщательно побрился, позавтракал и, облачившись в костюм, придирчиво осмотрел себя в зеркале.
Дворец отца всех туркмен, построенный французами, вздымался причудливой громадой на пустынной площади, обнесенной высоким ажурным забором, за которым не было видно ни деревца ни человека. Внимательно изучив Малютин паспорт, привратник сделал звонок, после чего запор щелкнул, и кованая створка отползла влево.
— Проходите! — возвестил металлический голос из скрытого динамика.
Малюта сделал три шага внутрь запретного круга.
— Остановитесь и ждите. За вами придут, — приказал голос.
«Любопытные порядки! — подумал Скураш.
Ждать пришлось довольно долго. Солнце было почти в зените и, не взирая на раннюю весну, здорово припекало. Малюта решил снять куртку, струйки пота уже противно струились по позвоночнику.
— Без предварительного осмотра верхнюю одежду снимать запрещено, — пролязгало железное говорило.
Памятуя наставление друга о том, что с охраной пререкаться себе дороже, он принялся внимательно рассматривать затейливую ковку решеток, изящество которых превосходило и питерские и парижские аналоги. На его счастье, по дорожке к КПП уже неспешно двигался какой-то человек. Снова заглянув в документы и убедившись, что перед ним находится именно он, Скураш Малюта Максимович, прибывший наконец предложил взмокшему посетителю проследовать во дворец. После того, как Малюта разделся в гардеробе, его осмотрели с помощью рамки, затем тщательно обыскали и изъяли всё металлическое: ключи, телефон, часы, и даже блокнот с авторучкой.
— Блокнот и ручка мне могут понадобиться, наверняка придется что-то записывать, — начал было Скураш.
— У вас будет такая возможность, — последовал лаконичный ответ.
Далее его повел другой поводырь, как две капли похожий на прежнего. Система движения осталась той же — Малюта впереди, а чуть сзади сопровождающий, отдающий команды: «Поднимаемся по лестнице!», «Поворачиваем налево!», «Стоим!»
Наконец, они добрались до огромной комнаты, которая настолько поражала своей роскошью, что приемной ее назвать можно было весьма условно.
— Уважаемый Малюта Максимович, я — помощник президента. Вам придется немного подождать, а пока, так как вы человек у нас новый, позвольте мне объяснить вам некоторые особенности нашего восточного этикета, вы уж не обижайтесь, он здесь свой, во многом отличный от европейского. Своя, так сказать, специфика во всем, и в большом, и в малом. В зал для официальных приемов вас будет сопровождать высокопоставленный сотрудник администрации, который вас представит президенту и, в случае необходимости, сможет помочь в затруднительных ситуациях. Приветствовать президента у нас принято глубоким поклоном. Во время аудиенции смотреть только на президента. На вопросы, если вам их зададут, отвечать кратко и односложно. По окончании приема также молча глубоко поклониться и, не поворачиваясь к президенту спиной, удалиться. Ну вот, пожалуй, и все. Волноваться не следует, я уверен, все будет хорошо.
Снова подошли сотрудники охраны с ручными металлодетекторами, Малюту еще раз тщательно обыскали и провели в соседнюю комнату, уже меньших размеров. Как ни странно, чем ближе он продвигался к тронному залу, так про себя Скураш окрестил зал приемов, тем сильнее он начинал волноваться. Может, ему передалась наэлектризованность окружающих, возможно, причиной тому была нервотрепка из-за долгого ожидания этой встречи. Но он волновался, как тянущий на красный диплом курсант-выпускник перед госэкзаменом.
— Здравствуйте, я ваш сопровождающий, — тронув Малюту за плечо, произнес полноватый, средних лет мужчина с сильным азиатским акцентом. — Через несколько минут вы удостоитесь большой чести общаться с одним из величайших людей мира. Я буду идти немного впереди вас, подойду к президенту, поцелую ему руку, передам ваше резюме, назову ваше имя, отчество и фамилию.
— Извините, а мне тоже надо будет целовать президенту руку? — растеряно спросил Малюта.
— Ни в коем случае! Этот древний восточный ритуал существует только для избранных, для людей, приближенных властелину. Ведь только своя собака лижет руку хозяина. — Малюту поразило, с какой гордостью и достоинством были произнесены эти слова. Без сомнения этот стареющий человек искренне верил в то, что говорил, и гордился этим. «Господи, неужели и мы доживем до такого?» — Скураша потянуло перекреститься.
— Все, заходим!
Малюта не ошибся, это действительно был самый настоящий тронный зал. Большая продолговатая комната с высоченными потолками, слева длинный стол для совещаний, напротив входа на довольно-таки высоком помосте стоял резной стол, за которым на золоченом кресле сидел отец всех туркмен. По мере того, как они подходили к этому столу, Малюте начало казаться, что человек, сидящий за ним, становится все больше, а он сам превращается в некоего лилипута. Когда до помоста осталось шага три, сопровождающий, не поворачивая головы, шепотом произнес: — Вам стоять! — а сам проворно поднялся по двум ступенькам, произвел упомянутый ранее ритуал, то бишь, припал на одно колено, смиренно поцеловал высочайшую руку и громко произнес:
— Скураш Малюта Максимович, прибыл служить Вам и великой Туркмении.
Туркмен-баши излучал свет, который словно лился из его лба и сверкал в многочисленных гранях алмазных перстней, унизываюших его пальцы.
— Кланяйтесь, кланяйтесь, — прошипел стоящий сзади поводырь.
Малюта глубоко поклонился и, припомнив инструктаж, уставился прямо в лицо Туркмен-баши.
