– Что же, сеньоры братья, – проговорил Жак де Майи. – Паршивая овца покинула наше стадо, но другой брат сегодня вернется в наши ряды. Брат Анри отбыл часть наказания, и мне сдается добрым, чтобы он, если вам угодно, был поднят [123].
Рыцари и сержанты дружно зашумели, выражая одобрение. Брат Анри, который, как наказанный, не присутствовал на капитуле, был приведен, и поставлен на колени перед магистром.
– Дорогой брат, – сказал тот, – братья выказывают вам великую доброту, поскольку могли бы продержать вас в наказании долго, ежели пожелают, но сейчас они вас поднимают, и Бога ради, хорошенько остерегайтесь того, что вы делать не должны, как если бы они долго продержали вас в наказании.
– Благодарю вас, братья, – проговорил брат Анри, поднимаясь с колен. – Во имя Матери Божией, которая есть покровительница нашего Ордена!
Де Майи открыл рот, собираясь что-то сказать, но такой возможности ему не представилось. Входная дверь, наглухо закрытая во время капитула, с грохотом распахнулась.
– Братья! – воскликнул вбежавший сержант, один из тех, кто охраняли ворота резиденции. – Королевский знаменосец [124] во дворе! Неверные осадили Крак де Монреаль и вторглись в Галилею!
– Святая Троица! – в устах магистра это прозвучало как ругательства. Воины Храма возбужденно зашумели. Да, Орден знал, что грядет война, готовился к ней, но известие оказалось неожиданным.
– Братья, во имя Господа! – голос Жака де Майи обрел мощь большого колокола, и легко перекрыл гомон собравшихся. – Мы вынуждены прервать наш капитул. Будьте готовы выступать завтра. Пусть каждый проследит за своими оруженосцами. А всем бальи тотчас собраться на совет в моих покоях…
Широкими шагами он покинул помещение. За ним поспешили должностные лица Ордена – сенешаль, маршал, те из командоров, кто оказался в этот момент в Иерусалиме.
– Вовремя меня подняли с земли, – сказал брат Анри, подойдя к Роберу. – А то после такой новости или забыли бы об этом, или продлили бы срок…
Молодой рыцарь нашел силы только кивнуть.
– Пойдем, – де Лапалисс решительно развернулся, направляясь к двери. – Нужно проверить коней и снаряжение. Тогда, может быть, останется время поспать!
Солнце висело в небе раскаленным ослепительным шаром. От него исходил сухой, злой жар. Склоняясь к западу, туда, где за морем, лежит милая Франция, светило разбухало, и приобретало красный оттенок, но никоим образом не умаляло свирепости.
Шел второй день стремительного марша на север. Утром дня Святого Либория монастырь Ордена Храма в составе трехсот рыцарей выехал из Святого Града. Кроме рыцарей, в войске было около полутора тысяч конных и пеших сержантов, несколько сот туркополов и немалое количество оруженосцев. По дороге к тамплиерам присоединялись отряды, прибывающие из прибрежных городов, которым пока опасность не грозила и гарнизоны которых можно было слегка ослабить – Яффы, Арсуфа, Цезареи.
Стремительным маршем была пройдена дорога до Наблуса. Королевский замок около него стоял покинутым, а сам город выглядел пустым. Виконт готовил его к обороне, но понятно было, что серьезной осады Маленький Дамаск [125] не выдержит.
Не останавливаясь, рыцари проследовали мимо него на север. Длинная колонна войска растянулась по дороге. Исполинским хвостом над ней поднималась противная и мелкая пыль. Она оседала на одежде, скрипела на зубах, забиралась в горло, заставляя сплевывать липкие ошметки грязи.
– Куда мы направляемся? – спросил Робер утром первого дня пути.
– В Саферию, – ответил брат Анри, который ехал рядом с молодым нормандцем как простой рыцарь. – Это городок чуть севернее Назарета. Там, у фонтана – традиционное место сбора войск королевства в случае нападения.
– А если враг придет с юга, из Вавилонии? – удивился Робер.
– Для этого случая есть другой пункт сбора – Аль-Ариш, – сказал де Лапалисс.
В тот день они больше не разговаривали. На это просто не было сил, их отнимала дорога. Солнце, словно ставшее союзником сарацин, поливало дорогу смертоносным жаром.
Второй день выдался еще хуже. Только к вечеру войско вступило в пределы Галилеи. Горы здесь тоже были, но не такие дикие, и ощущался дующий с моря, с запада, прохладный ветер. Бесплодные ущелья и холмы сменились оливковыми рощами и виноградниками, часто встречались селения, вокруг которых зеленели квадратики возделанных полей.
– Сейчас будем останавливаться, – проговорил брат Анри в тот момент, когда отряд выехал на широкую луговину перед рекой. – Это Кишон, он впадает в море у Хайфы.
И действительно, от головы колонны, где виднелись лошади магистра и всех бальи, донесся звук трубы, приказывающий остановиться. Стих стук подков, не слышно стало топота ног пехотинцев и скрипения колес обозных телег.
В тишине и неподвижности воины ждали, пока маршал Ордена в сопровождении знаменосца не выберут место для часовни. Как только оно было определено, засуетились оруженосцы, натягивая шатры. Рядом с походной часовней, у реки, встал круглый шатер магистра, рядом расположились палатки маршала и командора Иерусалимской земли. И только когда был поставлен обширный шатер лекаря монастыря, по рядам разнеслась команда:
– Располагайтесь, сеньоры братия, во имя Божие!
Робер спешился, ощущая, что тело его, хоть и привычное к долгой скачке, все же негодует по поводу слишком длительного пребывания в седле. Лейтенант отряда, в который был зачислен молодой рыцарь, уже занял место, и туда спешили оруженосцы, таща палатки рыцарей и колышки.
Вскоре лагерь стал напоминать огромную мастерскую. Слышался стук молотков, одна за другой возводились палатки. При этом все совершалось в совершеннейшем порядке, без суеты и толкотни. Каждый из лейтенантов знал, где должен располагаться его десяток, и никто не стремился занять чужое место. Если бы не река, лагерь образовал бы правильный круг, но из-за водяного потока пришлось обойтись двумя его
