– Привет тебе, брат, во имя Господа, – проговорил брат Жоффруа. – Что скажешь, брат Ричард?
Гастингс покачал головой.
– Я благодарю Пречистую Деву и всех Святых Апостолов, что выбор удачен, – в голосе старого хранителя звучало удовлетворение. – Он подойдет!
Робер переводил недоумевающий взгляд с одного на другого. Молодой рыцарь никак не мог понять, что тут происходит.
– Во имя Господа, сеньоры, что вы говорите? Для чего я подойду? – спросил он.
– Садись, – с глубокой печалью сказал брат Анри. – И мы тебе все объясним…
Робер сел. Старейший из рыцарей, высокий и тощий, водрузил на стол небольшую деревянную чашу. Или все же не деревянную, слишком уж ярко светятся ее стенки… Золотую? Тоже не похоже…
– Ты знаешь, что такое перед тобой, брат? – поинтересовался де Лапалисс, и голос его звучал торжественно.
– Нет, – честно ответил нормандец.
– Это величайшее благословение и величайшее проклятье Ордена, – проговорил старый рыцарь глухо, – то, благодаря чему мы победили под Хаттином двадцать лет назад. Это Чаша Гнева Господня!
– Чаша Гнева? – спросил Робер.
– Да, – кивнул старый рыцарь, – как сказано в Откровении Иоанна Богослова: Четвертый Ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем.
– Так те рассказы об упавшем с неба пламени, которое спалило сарацин – правда? – не веря себе, воскликнул Робер. Он ощутил, что спит, а что все происходящее – всего лишь сон…
– Правда, – подтвердил брат Анри, выжидательно глядя на Робера.
– Но зачем вы говорите мне о ней, сеньоры? – чувствуя, что окончательно теряет почву под ногами, жалобно вопросил он.
– А затем, – сурово промолвил брат Жоффруа, – что тебе предстоит в скором будущем стать ее хранителем!
– Мне? – голос Робера походил на комариный писк. – Помилуй меня Господь… не может быть… нет, вы ошибаетесь!
– Увы, нет, – невесело усмехнулся старый рыцарь, – не мы выбрали тебя, но сам Сын Божий, и ношу сию придется нести именно тебе, брат Робер де Сент-Сов!
Молодой нормандец ощутил, как под его ногами зашатался пол.
Часть 3
Огненная купель
Глава 15
Известно, что у королей долгие руки.
Свечи горели, распространяя запах горячего воска. Хмуро смотрели из полутьмы лики святых, и даже во всепрощающем взгляде Сына Божия чудилась тревога. За стенами часовни, которую на эту ночь отвели для молитв Роберу и брату Ричарду, сердито завывала вьюга.
– Приступим, брат, во имя Господа, – проговорил пожилой рыцарь, водружая на небольшой столик Чашу. Та сразу засветилась, точно веретено, наматывающее на себя сияние свечей. По округлым бокам поползли золотые блики. – Молитва остальной братии началась.
– О чем я должен просить Господа? – спросил Робер, опускаясь на колени. Пол холодил даже сквозь одежду.
– Позволь сердцу открыться перед Пречистой Девой и Господом нашим, – суставы брата Ричарда хрустнули. – А дальше – ты все поймешь. Потом слушай мои указания… Все понял?
– Да, сир, – брат Ричард не был магистром, даже лейтенантом. И формально он был равен Роберу. Но чувствовалась в старом рыцаре внутренняя сила, почти королевское достоинство.
Закрыв глаза, Робер сложил перед грудью руки. 'Отче наш' показался в этот момент естественным, словно само дыхание.
Состояние отрешенности от происходящего вокруг пришло почти сразу. Удары сердца стали все тише и реже, пока не смолкли совсем. Вместе с ними пропали остальные звуки – покашливание брата Ричарда, стоны ветра за каменными стенами, потрескивание сгорающих фитилей.
Он оказался посреди тишины. Тело стало легким и воздушным, словно из человека младший отпрыск рода де Сент-Сов превратился в ангела. Исчез зимний холод, проникающий с улицы. Ушло тревожное ощущение собственной неготовности, поселившееся в сердце с того самого момента, как Робер узнал о том, какую ношу ему предстоит принять, и какую службу исполнить.
Сердце раскрылось, подобно березовой почке. И всей его поверхностью ощутил молодой рыцарь поток Божественной Любви, которую изливает на этот мир, на детей своих Творец…
Он продолжал молиться, уже не устами, а всем сердцем, и при этом словно купался в теплой, приятно пахнущей воде, потоки которой проникали внутрь тела, омывали внутренности. В то же время Робер ощущал себя висящим в пустоте, среди полупрозрачных мягких облаков, светящихся жемчужным светом.
Вряд ли в каком из языков человеческих нашлись бы слова, способные передать его ощущения…
Он просил о том, чтобы Господь, чья милость безгранична, дал ему достаточно выдержки, чтобы
