пребывания в замке насмотреться всякого, наблюдал за ним с некоторым отупением. По-видимому, мозг, перегруженный непривычными впечатлениями, просто отказался воспринимать новое.
Легли на стол маленькие изящные кинжалы, только что отведавшие крови хозяев, на чем ритуал закончился.
– Хорошо, – выспренно проговорил Хильшер, и по лицу его скользнула довольная улыбка. – Товарищ Беккер ведет войска к Вене, и засевшие там коммунисты будут вскоре разгромлены.
Петр с трудом сдержал смех. Две стрелковые дивизии – около пятнадцати тысяч человек, размещенные в столице Австрии, легко отобьют атаку немногочисленной армии нацистов, и никакие «сверхчеловеки» тут не помогут.
Хильшер же, не осознавая глупости сказанного, продолжал в том же духе:
– Мощь нашего оружия заставит врагов, осмелившихся вторгнуться на территорию рейха, убраться восвояси. И уже сейчас нам надлежит поговорить о том, что в первую очередь требуется осуществить на освобожденных территориях.
– Можно сразу конкретное предложение? – раздался звучный баритон Августа Хирта.
– Говори.
– Надо восстановить Маутхаузен![38] – заявил Хирт решительно.
– Что, доктор, не терпится вернуться к коллекционированию еврейских черепов? – с иронией спросил человек с аристократически правильным лицом, сидящий напротив Петра.
– Я предлагаю серьезно! – глаза Хирта сверкнули. – Наверняка на территории, что охвачена нашим влиянием, находится множество недочеловеков, и самые страшные из них – евреи! Оставлять их в живых нельзя! Именно из-за того, что окончательное решение еврейского вопроса так и не было достигнуто, рейх пришел к катастрофе!
В голосе доктора звучала фанатичная убежденность в собственной правоте. Его поддержал круглолицый, невысокий человек, в котором Петр узнал фон Либенфельса:
– Да! – почти крикнул он. – Уничтожим евреев! Концлагерь нужен!
– Тише, товарищи, – с неудовольствием пробормотал Хильшер. – В принципе, вы правы, признаю. Но у нас на данный момент нет ресурсов для того, чтобы воссоздать Маутхаузен! Нет подготовленных сотрудников, нет охранников и времени на восстановление хозяйства лагеря.
– Но ведь надо что-то делать! – горячо воскликнул круглолицый.
– Да, Йорг, вы правы, – покачал головой Хильшер и повернулся к человеку с аристократическим лицом. – Скажите, Феликс, как идет подготовка младших арманов?
– Десять человек уже готовы, – ответил тот. – Они обучены работе с блуттерами, и можно потихоньку привлекать их к участию в Посвящениях. А то мы все очень устали.
– Хорошо, – Хильшер кивнул и обратился к сидящему рядом морщинистому бригаденфюреру, тому самому, что пытал Петра:
– А что у вас, Ульрих? Сколько блуттеров готово?
– Пять, – отозвался морщинистый.
– Вот и выход, – Хильшер обвел присутствующих взглядом, на миг задержав глаза на Петре. В темных зрачках мелькнуло недовольство. – Половину новичков с блуттерами пристроим к тотальной проверке жителей освобожденных районов, а остальные пусть помогают при Посвящении.
– Ну и что? – спросил Виллигут, и сомнение послышалось в его голосе. – Определим мы скрытых евреев, и что дальше?
– Десяток автоматчиков, приданных к группе проверки, решат все вопросы, – ответил Хильшер. – Будем расстреливать тварей прямо на месте, а убирают пусть пленные американцы.
И тут Петр не выдержал. Чувствуя, что совершает глупость, но будучи не в силах себя сдержать, он вскочил и почти закричал:
– Как вы так можете? Они же люди, такие же, как и вы!
Восемь пар глаз обратились на него, и в них разведчик прочел жалость, подобную той, что испытывают к человеку, в силу недостатка образования или умственной отсталости не понимающему очевидных вещей.
– Спокойнее, – сказал Хильшер. – Не стоит кричать. Боюсь, что вы еще находитесь в плену предрассудков, которые евреи вам и навязали. Арийская наука пришла к однозначному выводу, что евреи людьми не являются.
– Да как же так?! – Петр упорно продолжал стоять. Ярость, кипевшая в сердце, не давала сесть. – Они внешне мало чем отличаются от вас, у них такая же красная кровь, те же мышцы и кости! А вы хотите их уничтожать, словно крыс?
– Они… – начал было Хильшер, но его прервал фон Либенфельс:
– Эти твари хуже крыс! Как бы вы отнеслись к крысам, которые выдавали бы себя за людей, занимали их место в городах и деревнях? Издевались бы над людьми, богатели бы за счет их труда?
– Но… – попробовал возразить Петр, но его возглас потонул в громкой речи оппонента:
– Они развращают людей, закрывают для них дорогу к свободе! – орал низенький арман. – Они заперли арийскую расу в темницу расового смешения! Если не уничтожить разумных крыс сейчас, то они заполонят землю, захватят все жизненное пространство! Поэтому мы видим только один выход – убивать, беспощадно уничтожать недочеловеков, очищая землю для настоящих людей!
– Блестяще сказано, – Хильшер кивнул с одобрением и взглянул на Петра: – Надеюсь, вы все поняли?
– Вы все сумасшедшие! – проговорил Петр, садясь.
– Боюсь, что дело обстоит как раз наоборот, – мягко проговорил Хильшер. – Некоторая несообразность мышления имеется у вас. Но мы вас не виним! Вы выросли под жестким прессом чуждой арийскому духу философии равенства, и она сильно изуродовала ваш рассудок.
Петр обхватил голову руками, мечтая только об одном – проснуться.
На плечо его легла рука, и голос Виллигута произнес:
– Пойдемте, Петер. Вы, скорее всего, еще не готовы увидеть ослепительный свет истинно арийского взгляда на мир.
Петр встал из-за стола и, пошатываясь словно пьяный, двинулся вслед за Виллигутом, не поднимая глаз. Проплыли внизу ступеньки, затем потянулся коричневый паркет зала с картинами.
На выходе из здания бригаденфюрер мягко сказал:
– Вас проводят в комнату. И постарайтесь все же принять истинную картину мира. Я понимаю, сделать это трудно. Но хотя бы попробуйте.
Петр промолчал и сам, опережая конвойных, зашагал по знакомому уже пути.
Бургомистр Вены, Теодор Кернер, выглядел совсем не так, как положено отставному генералу. Сутулый и худощавый, он казался обманчиво мягким и характер, прочнее стального клинка, проявлял редко. Это генерал-лейтенант Благодатов за время совместной с Кернером работы хорошо осознал.
– Рад видеть вас, господин бургомистр, – сказал он, вежливо поклонившись.
– Я вас тоже, товарищ комендант, – не менее любезно отозвался Кернер, хотя лицо его было мрачным.
Встретились они в приемной у маршала Конева, и мрачность бургомистра можно было легко понять. Неизвестно откуда возникли вроде бы окончательно уничтоженные нацисты и осмелились подступить к самым стенам Вены.
– Прошу вас, – сказал секретарь маршала, открывая дверь.
В кабинете Конева пахло кофе, а за распахнутым по случаю зноя окном беззаботно пела какая-то птаха. Сам маршал выглядел усталым, а на лбу его горными грядами застыли морщины.
– Добрый день, товарищи, – сказал он сухо. – Присаживайтесь.
Благодатов опустился на стул, как всегда – на самый краешек. Краем глаза заметил, что и Кернер напряжен, словно струна.
– Докладывайте, товарищ генерал, – Конев бросил выразительный взгляд на Благодатова, и тот понял,
