Обоз спустился к реке, колеса прогрохотали по доскам моста. Телега вслед за остальными повернула направо, чтобы объехать замок и добраться до городских ворот. Олен задрал голову, разглядел, что флаги над башнями замка белые, и что на них изображены черные хищные птицы.
Среди палаток ходили люди, водили под уздцы лошадей. В расположенной под навесом кузне полуголый кузнец лупил молотом, летели искры, подмастерья раздували мехи. Двое воинов в одних подштанниках сражались на мечах, зрители подбадривали их криками, визжали женщины.
Пока глазел, передняя телега достигла ворот, обоз остановился. К эльфу с седыми висками подошли стражники, завели разговор о пошлине.
– Пойдем, Наерн, – подала голос Саттия, – дальше мы сами…
– Да, мессана, – он соскочил с телеги, поморщился, когда в занемевших бедрах закололо, и поспешил за сивой кобылкой.
Проезжая мимо эльфа с седыми висками, Саттия бросила несколько слов на языке альтаро. Старший обоза с улыбкой кивнул, стражники, потные и злые, в ржавых шлемах и кольчугах, покосились на девушку, глаза их сально заблестели. Олен пожалел, что в руках у него нет меча.
– Что сказал тот лощеный тип, – буркнул он, когда ворота остались позади, – на постоялом дворе?
– Ты хочешь это знать? – Саттия покосилась на спутника с высоты седла. – Он заметил, что на задней телеге человеческая вонь, исходящая от тебя, не будет пугать лошадей. Это что-то вроде шутки.
Желания рассмеяться Олен не ощутил.
От самых ворот путешественники углубились в лабиринт узких, кривых улочек. Они походили друг на друга, точно дети из одной семьи. Высокие дома теснились, наверху чуть ли не смыкались балконами, закрывая небо и солнце. Пахло в полутьме сырой рыбой, несвежим бельем и нечистотами. Горожане поглядывали на всадницу и идущего за ней Олена без удивления. К турниру в Геден наезжало полно самых разных людей.
– Ты что-то ищешь? – спросил Олен, заметив, что Саттия разглядывает вывески.
– Да, менялу, – отозвалась девушка. – Лучше иметь на руках местные деньги, чтобы не привлекать лишнего внимания.
Вывески имелись на каждом втором доме – яркие и тусклые, из жести и досок, но все очень большие. Покачивались изображения ножниц, сообщающие, что тут жилище цирюльника, весы – знак цеха аптекарей. Ноздреватый каравай вместе с запахом говорили о том, где пекарня, а башмак – что за этой дверью можно купить обувь или починить старую.
Эту хитрую азбуку городской жизни Олену преподал еще отец, первый раз взяв сына в Танненг. Воспоминания о родителях не вызвали сильной горечи, только легкую тоску, но на мгновение поглотили целиком. Задумавшись, Рендалл остановился, лишь едва не уткнувшись носом в хвост Чайке.
– Подержи повод, – Саттия слезла на землю, поправила пояс и решительно направилась к двери, жестяная вывеска над которой изображала несколько монет.
Желтая краска облупилась, и монеты напоминали скорее кружки сыра. Зато сама дверь, тяжелая и массивная, внушала почтение. Давала понять, что за ней укрываются большие деньги.
Ждал Олен недолго. Саттия вернулась красная, с надутыми губами и яростью во взгляде.
– Ну, грабитель, – прошипела она. – Десять грошей за марку! Но ведь не врал подлец, что у остальных курс еще хуже…
– Что-то случилось? – осведомился Олен.
– Случилось, корни и листья! Денег хватит только на несколько дней. Если не получится заработать на турнире, то я даже не знаю, что делать.
– Получится, обязательно. Ты же великолепно стреляешь.
– Другие не хуже, – девушка взяла лошадь под уздцы и пошла вперед. – Теперь бы еще место на постоялом дворе найти…
Это оказалось сложнее, чем обнаружить честного менялу. Они обошли половину города, заглянули в такое множество постоялых дворов, что сбились со счета. Но везде получали один и тот же ответ – «Все занято. Мест нет». Приехавшие поучаствовать в турнире или поглазеть на него заполонили все.
Перемещаясь с улицы на улицу, Саттия и Олен вышли на главную площадь, украшенную ратушей и храмом Всех Богов, чей шпиль напоминал громадную иглу. Свернули к западной окраине, тут пошли дома победнее, стали попадаться люди в лохмотьях.
– Вот еще один, – вздохнула девушка, когда стал виден въезд во двор с коновязью под навесом, а за ним дом с вывеской над крыльцом, изображающей толстого белого кота. – Но и тут все забито…
Лошади у коновязи стояли тесно, хотя места еще оставались. По двору бродили сурового вида мужчины в грязных рубахах и с кружками в руках, слышались крики, смех, обрывки песен.
– Может, не стоит сюда заходить? – сказал Олен.
– А куда? Предлагаешь ночевать на улице? – Саттия подняла взгляд на потемневший небосклон и двинулась к воротам.
– Ты куда, краля? – шагнул навстречу совершенно лысый мужик с осоловелым взглядом и покрытым шрамами лицом. Чайка всхрапнула, ощутив густой пивной запах. – Хочешь усладить добрых солдат?
– Нет, – Саттия выразительно положила ладонь на рукоять меча.
– О, все понял! – лысый отсалютовал кружкой, из которой полетели брызги, и отступил в сторону.
Веселье на постоялом дворе было в самом разгаре. Из открытых дверей летел женский визг, на земле рядом с крыльцом сидели в обнимку двое пьянчуг и пытались петь. Еще один валялся лицом в луже собственной блевотины и раскатисто храпел, постанывая время от времени.
– Красота, – Саттия поморщилась. – Ну, и где тут хозяин?
