невозможно…
Йофрид с холодком в груди поняла, что он говорит правду. Что этот седой, с острым, как нож, взглядом, и вправду увезет ее далеко от дома, чтобы учить мерзкому колдовству! И тогда в ней вновь проснулась угасшая было ярость.
– Ах ты, старый пень! – От крика Харальд вздрогнул. – Ты украл меня, чтобы колдуньей сделать! Ненавижу я тебя, ненавижу! Морда твоя поганая, зенки бы выцарапала!
Она кричала, а Харальд смотрел, как в ее глазах бьется настоящая, яркая ненависть. Когда на поляне стало тихо, он сказал:
– Выбора у тебя все равно нет. Я тебя не отпущу. Искать другого ученика уже поздно. Считай шуткой судьбы, что ты оказалась на моем пути.
– Как же, судьбы! – зло прохрипела она, пытаясь отдышаться.
– Успокойся. – Он сдержал зевок. – Позже я слегка ослаблю путы. Порвать их не пробуй – они крепкие. А сейчас я должен поспать. Кричать бесполезно – вокруг глухой лес, до ближайшей деревни верст десять. ' Она возмущенно засопела, сказала с вызовом:
– Развяжи меня сейчас… мне нужно!
– Потерпишь, – ответил он, расстилая на земле дорожное одеяло.
Уснул мгновенно, дальнейших возмущенных криков уже не слышал.
Проснулся оттого, что любопытное солнце засунуло желтый, точно лютик, луч в самый глаз. Назойливое светило словно напоминало – день давно, хватит спать!
Судя по его положению на небе, время не перевалило за полдень. Йофрид обнаружилась почти там же, где он ее оставил, но примятая трава говорила о том, что она ерзала, пытаясь освободиться.
Зря. Связал Харальд ее надежно.
– Доброе утро, – сказал он, потягиваясь. Она не ответила, лишь посмотрела ненавидяще. Харальд усмехнулся и направился к лошадям. Снял пухлый мешок, бросил на траву, рядом с пленницей.
– Сейчас я тебя развяжу, чтобы ты могла одеться. Я кое-что захватил из твоего дома.
– Ты еще и вор! – бросила Йофрид презрительно.
– Предпочла бы ходить голой? – Ответа не последовало, и Харальд добавил:
– А это, чтобы ты не попробовала сбежать!
Скрипя воротом, натянул тетиву на арбалете. Взял его тогда у убитого, но до сих пор возил как бесполезную тяжесть.
Одним движением перерезал веревки. Она осталась лежать неподвижно, только морщилась – кровь приливает к застывшим конечностям, там сейчас колет сотнями иголок.
– Будешь смотреть? – Вопрос прозвучал вызовом.
– Нет, – ответил Харальд, отворачиваясь. – Но бежать даже не пробуй, как и ударить сзади.
Стоял, держа тяжелый арбалет. В сердце не было уверенности, что сможет спустить тетиву, если придется стрелять в девушку. Все же она нужна ему живой и здоровой.
За спиной что-то шуршало и шелестело. Затем надменный голос произнес:
– Можешь повернуться!
В простом сером платье она выглядела словно сердитый воробей. Глаза сверкают, нос гордо вздернут. Того гляди клюнет.
– Надеюсь, что ты умеешь ездить на лошади? – спросил он, опуская арбалет. – Седло, правда, не женское. Придется ехать по-мужски.
– Я хочу есть, – сказала она, на бледных щеках вспыхнули алые розы румянца, – и… в туалет!
– Вон там хорошие кусты, – проговорил он, указывая на место, где орешник был всего гуще. – Но только ты все время должна петь. Чтобы я слышал, где ты находишься. Ясно?
Она не ответила. Не глядя на него, повернулась.
Голос у Йофрид оказался сильный, но в детстве ей на ухо явно наступил медведь. Харальд невольно вспомнил, как пела Лия, нахлынули воспоминания о давних днях ученичества…
Йофрид появилась сердитая, словно ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Покорно сжевала то, что Харальд ей предложил, морщась, запила трапезу слабеньким пивом.
– Готова? – спросил он, когда ополовиненная фляга была упрятана в сумку. – Тогда иди сюда, я свяжу тебе руки.
Кисти у нее были маленькие, но сильные. Харальд крепко связал запястья, подергал веревку, проверяя узлы.
– Так, теперь я тебя подсажу. Забирайся на лошадь, бери поводья. Держать их можно и со связанными руками.
Он подставил сцепленные руки. Она ловко оперлась башмачком, взлетела в седло. Хлопнуло платье, на мгновение обнажив крепкие лодыжки, и вот уже девушка сидит в седле так уверенно, словно всю жизнь в нем провела.
– Сейчас свяжу ноги. – На мгновение он отвлекся на веревку, которая вздумала свернуться петлями, и тут что-то твердое ударило в лицо.
От резкой боли и неожиданности Харальд отступил на шаг, зацепился за кочку. Неловко упал на
