Она до последнего надеялась, что все, совершенное в Теносе, было не зря, и что вскоре с севера придут новости о падении консула. Неужели все, что они совершили на проклятом острове, было напрасно? И гибель… нет, исчезновение Олена ничего не изменило? Храмы рухнули, но маг из Безариона исхитрился разыскать новый источник силы?
– Точно, Харугот, – кивнул капитан. – Говорят, что в Терсалиме теперь мир и спокойствие, и мы сможем пристать в порту. Ну что, на корабль?
– На корабль, – ответила девушка.
В любом случае отступать поздно.
Остается только идти вместе с Бенешем… хотя куда именно, до сих пор непонятно.
В Ревангере войско Господина простояло несколько дней.
За это время заделали проломы в стенах крепости, разрушили храмы ложных богов, а там, где высилось святилище Анхила, воздвигся белый алтарный камень, на котором будут приноситься жертвы богу истинному. Тому, кто даровал воинам своим победу.
Не прошло и суток с момента высадки, как к нему повели обреченных на смерть. Жертвоприношение удалось на славу, и сам Тринадцатый явился из священного пламени. Земля вздрогнула, ощутив его тяжелую поступь, и души тех, кто брал Ревангер штурмом, наполнились силой и яростью.
Пошли по улицам города служители Господина, призывая жителей обратиться к настоящей вере…
В первый вечер на их призыв не откликнулся никто. Во второй, когда стало ясно, что незваные гости не собираются по-быстрому ограбить Ревангер и убраться, молебен посетили самые любопытные. Ушли они с удивленно разинутыми ртами, а в третий к строящемуся храму явилась настоящая толпа.
И она не была разочарована зрелищем повторного явления Тринадцатого.
В городе остался гарнизон, а войско Равида из Касти пошло дальше. Южная Норция – это не только столица, и король, расставшийся с жизнью на жертвенном камне, не единственный властелин в ее землях. Есть еще бароны, в своих доменах – почти независимые правители.
Их всех предстояло привести к покорности.
Для начала армия, в составе которой шла и тысяча Ларина фа-Тарина, взяла несколько замков в окрестностях Ревангера. А затем, когда разведчики принесли вести, что бароны собирают войско, двинулась навстречу врагу вдоль северного берега реки Норц.
Сошлись они у небольшой деревушки, откуда благоразумно удрали все жители.
– Незадача, – сказал фа-Тарин, выяснив, что сражение будет именно тут. – Каждая битва должна иметь имя. А тут как же? Мы даже не знаем, как называется это селение… Нет, непорядок.
Слушавшие командира сотники сдержанно улыбнулись.
Для сражения Равид выбрал поле, одним краем упиравшееся в деревню, другим – в лес, после чего приказал соорудить рогатки. Воины начали ворчать, но когда увидели баронское ополчение, примолкли – сплошь тяжелая конница, если такая наберет разбег, ее ничто не остановит.
День и ночь армии стояли друг напротив друга, а утром в лагере норцийцев загудели трубы.
– Скрестим мечи, видит Господин, – пробормотал Ларин фа-Тарин, получив приказ выдвигаться.
Тысяча заняла позицию в самом центре, за рогатками, и выстроилась четырьмя колоннами, оставив проходы для лучников. Справа и слева встали другие тысячи, конница разместилась на флангах.
Оттуда, где остался командир и резерв, замахали знаменем с Крылатой Рыбой, и фа-Тарин спешно приказал:
– На молитву!
По рядам прошло шелестящее шевеление, и глазам норцийцев предстала странная картина. Все войско Господина, как один человек, опустилось на колени. Даже всадники покинули седла, тысячники и сотники встали в черную мокрую грязь вместе с простыми мечниками.
И ветер принес дружное бормотание множества голосов:
– Слава Господину, что оберегает нас во мраке, слава Тринадцатому, что защитит нас от злобы Двенадцати…
Норцийское войско, численностью немного превосходившее армию гостей с Архипелага, на мгновение замерло. А затем вновь запели трубы, заплескали на ветру многочисленные флаги с разноцветными гербами. Заржали лошади, в чьи бока вошли острые шпоры, и бароны повели дружины в атаку.
– …что дарит нам силу и доблесть, – продолжал молиться фа-Тарин, зная, что без обращения к Господину победы им не видать, – чья длань простерта над нами. Да пребудет вовек. В щиты!
Эту же команду мгновением позже повторили другие тысячники, и войско Тринадцатого приготовилось к бою. Крикнули поправку на ветер сотники-эльфы, и лучники спустили тетивы.
Навстречу атакующей лаве, разбитой на множество зубцов-дружин, полетели стрелы. Несколько воинов упали, но остальных спасли доспехи и щиты. Таристеры и хирдеры только добавили ходу.
«Не выдержим, – подумал фа-Тарин. – Одно дело сражаться на островах, где все куда больше любят торговать, чем воевать. И другое – здесь, в землях людей, которые тысячелетиями грызут глотки друг другу и соседям. Они сметут нас, не оставив мокрого места».
В его тысяче были храбрые воины, но почти все они взяли оружие в руки недавно. Многие же из тех, кто шел в атаку под знаменами Норции, учились держать меч и копье с детства, как и десятки поколений их предков…
Схожие мысли, судя по всему, посетили и Равида из Касти. От того места, где он стоял, донесся полный боли вскрик, затем второй, и в небо ударили струи жирного алого дыма.
Пошла в ход сила Господина.
– Лучники – назад! Сомкнуть ряды! – приказал фа-Тарин, и приданные его тысяче две сотни стрелков дисциплинированно отошли за спины тяжеловооруженным пехотинцам. Те затянули проходы, образовали стену щитов.
Только так есть шанс остановить эту лавину из плоти, крепкой, точно сталь, и стали, гибкой, будто плоть.
– Хейя! – заорал скакавший в первых рядах таристер в кроваво-красном плаще, и его боевой конь, тяжелый, словно бык, в немыслимом прыжке одолел рогатку. – Рази, да свершится Суд!
Таков был норцийский боевой клич, возникший в те времена, когда королевство только откололось от империи. Тогда обитатели городов на северо-западе Алиона шли в атаку, протестуя против несправедливости правителей Безариона. И натиск их оказался столь яростен, что войска с белым топором на знамени едва не ворвались в пределы стен имперской столицы.
Через мгновение рогатку сшибли наземь и растоптали. Длинное копье таристера в красном плаще пробило щит и кольчугу одного из пехотинцев. Соседний ударил мечом, как учили, чтобы срубить древко, но сам рухнул наземь с арбалетной стрелой в глазнице.
Вслед за копейщиками мчались хирдеры, вооруженные еще и метательным оружием.
Благородные бароны Норции – блестящие глухие шлемы, роскошные плюмажи, украшенные гравировкой и золочением доспехи – врезались в строй войска с островов, надеясь растоптать его и сбить с позиции. Чтобы враг побежал, а им осталось добивать удирающих.
Земля под ногами воинов, что верили в Господина, окрасилась кровью. Многие погибли в первый же момент. Выжившие отступили на шаг, но не побежали. Струсить перед лицом соратников – жуткий грех, столь же невозможный, как кровосмешение и предательство…
Они встали намертво, будто за спинами была не та же чужая Норция, а родные дома.
– Стоять! – крикнул фа-Тарин, но вряд ли кто его услышал.
Оборонявшиеся по соседству тысячи тоже держались, по всей линии боя кипела яростная схватка. В ход шли не только мечи, кинжалы, булавы и шестоперы, но и кулаки, острые навершия шлемов и чуть ли не зубы. Грохот, лязг, крики и скрежет мешались в безумную какофонию, похожую на рык умирающего чудовища размером с город.
Струи багрового дыма медленно поплыли вперед, растекаясь в стороны подобно гигантскому вееру. Разошлись, а потом низринулись к земле, за первые ряды норцийцев. Оттуда донеслись полные ужаса возгласы, и натиск ослабел.
– Наша берет! – завопил кто-то из воинов. – Видит Господин, наша! Слава ему! Слава Тринадца…
Крик пресекся мокрым бульканьем, но воодушевление потекло в стороны подобно невидимому туману. Не обращая внимания на раны, на тяжесть кольчуг и оружия, воины фа-Тарина пошли вперед, тесня врага,
