— Тот, который ведет к спасению Израиля.
Иисус закрыл глаза и ничего не ответил. Пара огней, метавшихся во мраке, жгла его. Жгли его и слова Иуды. Что есть Израиль? Почему только Израиль? Разве не все мы — братья?
Рыжебородый ждал ответа, но Сын Марии молчал. Тогда Иуда схватил его за руку и встряхнул, словно пробуждая ото сна.
— Ты понял меня? — спросил Иуда. — Ты слышал, что я сказал?
— Понял, — ответил тот, открывая глаза.
— Я говорю тебе это, стиснув зубы, чтобы ты знал, кто я и чего желаю. Отвечай: хочешь, чтобы я шел вместе с тобой, или нет? Мне нужно знать это.
— Хочу, брат Иуда.
— И ты позволишь мне свободно высказывать свое мнение, возражать, говорить «нет», когда сам ты будешь говорить «да»? Потому как имей в виду: другие могут слушать тебя, разинув рот, а я не могу. Я — не раб, а свободный человек — запомни это!
— И я желаю того же, брат Иуда, — свободы.
Рыжебородый вскочил и схватил Иисуса за плечо.
— Ты хочешь освободить Израиль от римлян? — крикнул Иуда, обжигая Сына Марии своим дыханием.
— Я хочу освободить душу от греха.
Иуда в ярости оторвал руку от плеча Иисуса и ударил кулаком по стволу маслины.
— Здесь пути наши расходятся, — прорычал он, злобно взглянув на Иисуса. — Прежде нужно тело освободить от римлян, а затем уже — душу от греха, вот путь истинный. Можешь вступить на него?
— Дом строят не с крыши, а с основания. Основание есть душа, Иуда.
— Основание есть тело, Сыне Марии, — с него и следует начинать. Я уже как-то говорил тебе и сейчас повторяю: подумай, встань на тот путь, о котором я говорю тебе. Потому я и иду вместе с тобой. Чтобы указывать тебе путь.
Спавший подле соседней маслины Андрей услыхал сквозь сон голоса и проснулся. Прислушавшись, он распознал голос Учителя и еще чей-то, хриплый и гневный. Андрей встревожился: неужто кто-то пришел ночью, чтобы причинить Учителю зло? Он знал, что, где бы ни проходил Учитель, всегда там оставалось множество юношей, женщин и бедняков, полюбивших его, но также и множество богачей, старост и стариков, возненавидевших его и желавших его гибели. Может быть, эти нечестивцы прислали какого- нибудь верзилу постращать Учителя? Крадучись, Андрей стал пробираться во тьме на четвереньках туда, откуда доносились голоса, но рыжебородый услышал, как кто-то приближается к ним тайком, привстал на коленях и крикнул:
— Кто здесь?
Андрей узнал его голос.
— Это я — Андрей, Иуда.
— Отправляйся спать, сыне Ионы. У нас тут разговор.
— Иди спать, Андрей, дитя мое, — сказал и Иисус. Теперь Иуда понизил голос, и Иисус почувствовал у себя на лице его тяжелое дыхание.
— Помнишь, в обители я открыл тебе, что братство поручило мне убить тебя, но в последний миг я передумал, вложил нож в ножны и на рассвете, крадучись, словно вор, покинул обитель.
— Почему же ты передумал, брат Иуда? Я был готов.
— Я ждал.
— Ждал? Чего?
Иуда помолчал некоторое время, а затем вдруг сказал:
— Чтобы увидеть, Тот ли ты, Кого ожидает Израиль.
Иисус пришел в ужас. Дрожа всем телом, он прислонился к стволу маслины.
— Я не желаю чинить насилия и убивать Спасителя, не желаю! — закричал Иуда, вытирая со лба внезапно выступивший пот. — Понимаешь? Не хочу! — закричал он так, будто его душили.
Затем он глубоко вздохнул.
— Может быть, ты и сам того не знаешь, — сказал я себе. — Наберусь терпения, дам ему еще пожить — посмотрим, что он будет говорить, что будет делать, и если это не Тот, кого мы ожидаем, то я прикончу его в любое время. — Вот что думал я, оставляя тебя в живых.
Некоторое время он тяжело дышал, ковыряя носком землю, затем вдруг схватил Иисуса за руку и заговорил хриплым, отчаявшимся голосом:
— Не знаю, как называть тебя — Сын Марии, Сын Плотника или Сын Давидов? Не знаю даже, кто ты, но ты и сам того не знаешь. Мы оба должны узнать это, и обоим нам будет от этого легче, так больше продолжаться не может! Не смотри на других — они следуют за тобой, словно блеющие ягнята. Не смотри на женщин, которые умиленно взирают на тебя и заливаются слезами, — на то они и женщины: сердце у них есть, а ума нет, что с них взять? Мы с тобой должны узнать, кто ты и что за пламя жжет тебя — Бог Израиля или Демон? Так нужно. Нужно!
Иисус задрожал всем телом.
— Что мы должны делать, брат Иуда? Как мы узнаем это? Помоги мне.
— Я знаю как.
— Как же?
— Пойдем к Иоанну Крестителю, и он нам скажет. Иоанн возглашает: «Он идет! Он идет!» — и, как только увидит тебя, тут же поймет, ты это или не ты — Тот, который идет. Тогда и ты обретешь покой, и я буду знать, что делать.
Иисус погрузился в глубокое раздумье. Сколько раз мучительная тревога овладевала им и он падал ниц на землю, бился в припадке, пуская пену изо рта, а люди думали, что он одержим демоном, и в испуге спешили пройти мимо. Он же пребывал тогда на седьмом небе, разум его покидал темницу свою, устремлялся ввысь, стучался во врата Божьи и вопрошал: «Кто я? Для чего я рожден на свет? Что я должен делать для спасения мира? Какой путь самый краткий? Может быть, путь этот есть смерть моя?»
Он поднял голову и увидел Иуду, склонившегося над ним всем телом.
— Приляг рядом со мной, брат Иуда, — сказал Иисус. — Бог придет к нам и, словно сон, овладеет нами. А рано поутру мы с Его благословения отправимся в Иудею к пророку, и да свершится воля Божья! Я готов.
— И я готов, — сказал Иуда.
Они легли друг подле друга. Видно, оба очень устали, потому как сон тут же овладел ими, а на рассвете проснувшийся ранее других Андрей увидел, как они спят, обнявшись.
Солнечные лучи падали на озеро, мир блистал. Рыжебородый шел впереди, указуя путь, а следом шагал Иисус с двумя своими верными последователями — Иоанном и Андреем. Фома должен был еще распродать товар и потому задержался в селении.
«Верно говорит Сын Марии, — раскидывал мыслию лукавой хитрец. — Бедняки наедятся и напьются всласть в вечной жизни, как только откинут копыта, но до той поры что делать нам здесь, в мире земном? Пораскинь мозгами, злополучный Фома, а не то плохи твои дела. Чтобы не прогадать, положу-ка я себе в узел товары двух видов: сверху — так, для глаза людского, гребни да притирания, а внизу, на самом дне, для настоящих покупателей — Царство Небесное».
И, захихикав, он снова взвалил узел за спину, затрубил в рог и чуть свет принялся расхваливать своим пронзительным голоском на улочках Вифсаиды земные товары.
В Капернауме Петр и Иаков тоже поднялись на рассвете и принялись тащить вместе невод. Вскоре в сетях уже затрепетала блестевшая на солнце рыба. В другой раз оба рыбака пришли бы в восторг, почувствовав, как тяжел их невод, но сегодня они молчали, витая мыслями далеко. Молчали и оба бранили в душе то судьбу, привязавшую их с деда-прадеда к этому озеру, то собственный разум, который все измеряет да прикидывает, не позволяя сердцу вырваться на волю. «Да разве это жизнь?! — мысленно восклицали они. — Забрасывать сети, ловить рыбу, есть, спать, а на рассвете нового Божьего дня сызнова начинать все сначала, чтобы только прокормиться, и так все дни, все годы, всю жизнь напролет? Доколе?! Так вот и помрем?» Никогда прежде они не задумывались об этом, со спокойным сердцем безропотно следовали издревле проторенным путем — так жили их отцы, так жили их деды, на протяжении тысячелетий
