— Не отпущу его больше в Иерусалим… Не отпущу… — простонала Магдалина, высматривая, не появится ли он на мощенной белым камнем дороге. Но вместо Иисуса на Иерусалимской дороге показался ее престарелый отец — раввин, согнувшийся и пошатывающийся. «Горемычный старичок» — подумала Магдалина. Зачем, совсем уже немощный, следует, он по пятам за Учителем, словно верный старый пес, всюду, куда бы тот ни направился? Я ведь слышу, как он поднимается ночью, выходит во двор, кается и взывает к Богу: «Помоги! Пошли мне знак!» Но Бог покинул его и старик терзается: Бог якобы мучает его потому, что любит, — утешает себя несчастный…
И вот теперь она смотрела, как раввин поднимается в гору, опираясь о посох и останавливаясь время от времени, чтобы оглянуться назад в сторону Иерусалима, расправить плечи и перевести дыхание… В эти дни, проведенные вместе с Вифании, отец и дочь позабыли о прошлом, часто говорили друг с другом, старик увидел, что дочь его оставила неверный путь, и простил ее. Слезы смывают все грехи. Это было хорошо известно почтенному раввину, а Магдалина достаточно наплакалась. Тяжело дыша, старик приблизился, Магдалина отступила было от двери, давая ему дорогу, но отец остановился и с мольбой взял ее за руку.
— Магдалина, дитя мое, — сказал раввин. — Ты — женщина, великой силой обладают слезы твои, великой силой обладают ласки твои. Пади ему в ноги и моли, чтобы он не ходил больше в Иерусалим. Сегодня фарисеи-книжники осерчали пуще прежнего. Я видел, как они тайком переговариваются между собой: уста их источают яд, они готовят смерть.
— Смерть! — воскликнула Магдалина, и в груди у нее похолодело. — Смерть! Но разве он может умереть, отец?
Почтенный раввин глянул на дочь и горько улыбнулся.
— Мы всегда говорим так о людях, которых любим, — сказал он и замолчал.
— Но ведь Учитель совсем не такой смертный, как мы, совсем не такой! — в отчаянии воскликнула Магдалина. Нет! Нет! — все повторяла она, заклиная свой собственный страх.
— Откуда ты это знаешь? — спросил старик, и сердце его затрепетало, потому как он доверял предчувствиям дочери.
— Я знаю это, — ответила Магдалина. — Не спрашивай откуда. Я уверена в этом. Не бойся, отец: разве кто осмелится тронуть его теперь, после того, как он воскресил Лазаря?
— Теперь, после того, как он воскресил Лазаря; они рассвирепели еще больше. Раньше, слушая его возглашения, они только плечами пожимали. Но теперь, когда разнеслась весть о чуде, народ набрался отваги и кричит: «Он — Мессия! Он воскрешает мертвых, у него власть от Бога, пошли за ним!» Сегодня мужчины и женщины устремились за ним с пальмовыми ветвями в руках, калеки побросали свои костыли и принялись угрожать, бедняки подняли головы… Фарисеи-книжники видят все это и серчают. «Если мы будем позволять ему действовать так же, то скоро нам придет конец», — говорят они, то и дело ходят от Анны к Каиафе, от Каиафы к Пилату и роют ему яму… Магдалина, дитя мое; припади к его коленям, не отпускай его больше в Иерусалим, возвратимся в Галилею!
В памяти раввина возникла мрачная, побитая оспой образина.
— Магдалина, — сказал он, — когда я шел сюда, то видел, что Варавва околачивается там, а лицо его было мрачно, как у демона смерти. Услышав мои шаги, он спрятался в кустах. Это не к добру!
Немощное тело старика дрожало, он совсем выбился из сил. Дочь взяла его под руку, помогла войти в дом, принесла скамью. Старик сел, а Магдалина опустилась рядом с ним на колени.
— Где он теперь? Где ты оставил его, отец? — спросила Магдалина.
— В Храме. Он кричит, глаза его мечут огонь — того и гляди, сожжет священный чертог! А что за слова, что за богохульство, Боже мой! «Я, — говорит, — упраздню Закон Моисеев и принесу Новый Закон. Не нужно мне искать Бога на вершине Синая, я найду Его в сердце моем!»
Старик понизил голос и сказал с содроганием:
— Иногда, дитя мое, иногда я боюсь, как бы он не повредился рассудком. Что если Люцифер…
— Замолчи! — воскликнула Магдалина, зажав ему рот ладонями.
Пока они беседовали, на пороге один за другим стали появляться ученики. Магдалина вскочила, думая, что вместе с ними может быть и Иисус.
— А Учитель? — воскликнула она душераздирающим голосом. — Где Учитель?
— Не бойся, — мрачно ответил Петр. — Не бойся. Сейчас он придет.
Сидевшая у ног брата Мария тоже вскочила и встревоженная подошла к ученикам. Их лица были угрюмы и обеспокоены, глаза тусклы. Мария прислонилась к стене.
— А где Учитель? — едва дыша, тихо спросила она.
— Сейчас придет, Мария, сейчас придет… — ответил Иоанн. — Разве мы бы оставили его, если бы с ним что случилось?
Ученики угрюмо разбрелись по двору, стараясь держаться подальше друг от друга.
Матфей вытащил из-за пазухи рукопись и приготовился писать.
— Говори ты, Матфей, — сказал почтенный раввин. — Говори, да будет с тобой мое благословение!
— Старче, — ответил Матфей, — когда мы все вместе возвращались из Иерусалима, в городских воротах нас догнал центурион Руф.
— Стойте! — крикнул он. — У меня приказ!
Мы побледнели от страха, но Учитель спокойно протянул римлянину руку.
— Привет тебе, друг, — сказал он. — Я нужен тебе?
— Нет, не мне, — ответил Руф. — Ты нужен Пилату. Прошу тебя следовать за мной.
— Я иду, — спокойно ответил Иисус и повернулся лицом к городу.
Мы все бросились к нему, восклицая:
— Куда ты, Учитель? Мы не отпустим тебя!
Но тут вмешался центурион.
— Не бойтесь, все будет хорошо, — сказал он. — Даю вам слово! …
— Уходите! — велел нам Учитель. — Не бойтесь: время еще не пришло.
Однако Иуда заупрямился.
— Я пойду вместе с тобой, Учитель, — сказал он. — Я не брошу тебя.
— Пошли, — ответил Учитель. — Я тоже не брошу тебя.
И они отправились в Иерусалим: двое впереди, а позади Иуда, словно пастуший пес.
Пока Матфей рассказывал, ученики мало-помалу собирались вокруг него.
— Вид у вас решительный, — сказал раввин. — Вы что-то скрываете.
— У нас другие заботы, старче, — отозвался Петр.
— Другие. И снова замолчал. И, действительно, мрачные демоны овладели ими сейчас, по пути сюда. Мертвецы уже начали оживать, близился День Господень, Учитель должен был взойти на престол — стало быть пришло время делить почести. При этом дележе ученики и поссорились друг с другом.
— Я буду сидеть справа от него, — сказал один из них.
Он меня больше любит.
— Нет, меня! Меня! Меня! — всполошились тут все остальные и подняли крик.
— Я первым увидел Учителя! — сказал Андрей.
— Мне он чаще, чем другим, является во сне, — возразил Петр.
— Меня он называет «любезным» — сказал Иоанн.
— И меня! И меня! И меня! — снова раздались крики. Кровь закипела в жилах у Петра.
— Катитесь вы все подальше! — крикнул он. — Не мне ли сказал он третьего дня: «Петр, ты — камень, на котором воздвигну я Новый Иерусалим!»?
— Он не сказал «Новый Иерусалим»! У меня все его слова записаны! — сказал Матфей, ударив по спрятанному за пазухой свитку.
— А что же он сказал мне, писака?! Я это собственными ушами слышал! — гневно возразил Петр.
— Он сказал: «Ты — Петр, и на камне том воздвигну я Церковь мою». «Церковь мою», а не «Иерусалим». Разница большая.
— А что еще он поручит мне? — крикнул Петр. — Чего ты замолчал? Что — продолжать невыгодно?! О ключах… Давай-ка, говори!
