— Прошу правильно понять меня, посланец параллельного мира. Я хотел бы познакомить вас с учеными и инженерами из разных стран, которые с нашей помощью объединились ради того, чтобы внять вашим предупреждениям, стать вашими помощниками.
— Для того, чтобы бороться с опасным направлением развития цивилизации вашего мира?
— Не только. Главное, дать убежденным вашим сторонникам неопровержимые аргументы в вашу пользу путем ознакомления с вашим миром.
— Ознакомления с нашим миром? — удивился я.
— Естественно, проникнув с вашей помощью в ваш мир и увидев его своими глазами.
— Как же вы намереваетесь это выполнить?
— Построив под вашим руководством «летающие тарелки», как мы их зовем, проникающие в другие измерения аппараты.
— А вы не находите, что это было бы крайне опасно, имея в виду маневренность наших аппаратов? Их легко превратить в боевые машины. Менее совершенные средства истребления применяются у вас на каждом шагу.
— Мы это предвидели. Поэтому работа интернациональной группы ваших приверженцев будет проходить в глубокой тайне.
— Разве можно в тайне создавать что-либо полезное людям?
— Мне нелегко сослаться на прежний преступный опыт былой организации, уже отжившей свой век. Когда-то группы ученых и инженеров, несправедливо осужденные лучшие умы страны создавали в трудные для нашей родины дни важнейшие технические объекты. Новые самолеты поднимались в воздух, достигнув в конечном счете и космоса, а их создатели выходили на волю, прославив нашу науку и технику. На земле испытывались боевые машины, решившие исход сражения с захватчиками. К сожалению, их создатель не увидел свободы, скончавшись сразу после первых удачных испытаний своей машины.
— Эти группы называли «шабашками», — вмешалась Оля. — Правда?
— Да, так, не теряя юмора, прозвали сами себя эти подневольные разработчики.
— И вы рассчитываете, что я могу стать таким подневольным разработчиком?
— Уважаемый Альсино. Я прошу вас подумать, прежде чем отказаться, — с горячим убеждением произнес Кочетков. — Я вырвал вас из рук сомнительных ученых во имя вашей свободы. Скажите слово, и я остановлю машину у первого же перелеска, предоставив вам возможность начать все сначала, идти в незнакомый народ и убеждать людей о грозящей всем опасности.
Я глубоко задумался, чувствуя, как испытующе смотрит на меня Оля, и видя, что Кочетков замкнулся в себе. На шоссе мелькали встречные машины.
Мне было бесконечно горько расстаться с Олей, но я должен был пересилить себя, ради этого проходил я подготовку в добровольном каменном заточении. И снова я заперт в клетке, в «клетке собственного Долга».
И я попросил Кочеткова остановить машину.
Я не мог смотреть на Олю, ощущая боль от ее умоляющего взгляда.
Машины остались на шоссе.
Входя в лес, я оглянулся. Но и без этого я телепатически ощущал, что Оля навзрыд плачет.
Я и сам горевал, проявляя непростительную для посланца параллельных миров слабость.
Не оглядываясь, старался я скорее скрыться в лесу. По затухающему ощущению я понял, что Оля удаляется в тронувшейся с места машине.
Мне хотелось вернуться, кричать им вслед, что я понял значение услуги, которую мне хотели оказать здешние люди ради выполнения моей Миссии, но я не сделал этого и углублялся все дальше и дальше в лес.
И знакомое ощущение первых мгновений пребывания в иномире вновь охватило меня.
Я старался оправдать себя. «Разум и только разум должен всегда преобладать над чувствами, выбирая верный путь!» — твердил я себе. Но внутренний голос возражал: «А не ведет ли чувство прямо к выводу, к которому разум пробивается по извилистой тропе тяжеловесной логики, не всегда безупречной?»
Я сам не знал, куда иду, стараясь, пока не овладею собой, не выходить к населенным местам в поисках новых друзей и единомышленников. Оправдан ли мой отказ от уже приобретенных?.. И это терзало меня…
Стало темнеть. Неужели уже вечер? Поистине непостижима переменчивая скорость течения времени!
В изнеможении опустился я на мягкую траву маленькой полянки и заснул мертвецким сном, как принято говорить в иномире, кажется, он становится в какой-то степени и моим…
Проснулся я перед рассветом.
И, казалось, повторяется недавнее утро моего появления в иномире.
Вновь всматривался я в живительные для нас деревья. Садился у их корней и размышлял. Кого я встречу, кого смогу убедить? Не приведет ли это меня снова к тем же руководящим кругам? Я не мог связаться с нашим миром, получить совет. Это не было предусмотрено и оказалось глубокой ошибкой…
И снова чужемирный запах, так поразивший меня вначале, охватил все мое существо, пьяня и вселяя бодрость, готовность к действию.
Я встал и побрел, так и не решив, как мне все же поступать.
Пришлось сесть на поваленное дерево, как будто даже знакомое…
И муравейник оказался рядом.
Конечно, это было нелепое допущение. Не мог я сделать полный круг во времени и пространстве, чтобы выйти снова в то же место и начать все сначала!
Но ведь Кочетков и предложил мне «начать сначала»…
Рука моя свесилась к земле, и проворные букашки забрались на нее. И я ощутил укус.
Он как бы снова предостерегал меня от укусов судьбы, ждущих меня здесь.
Я не стряхнул насекомых, а сорванной былинкой осторожно помог им спуститься в траву.
Потом, словно получив ответ на все терзания, встал и решительно пошел.
И нисколько не удивился, выйдя к полянке, на противоположной стороне которой росли пять тоненьких березок как бы из одного корня, напоминая чью-то предостерегающе поднятую ладонь.
Я уже знал, чего должен остерегаться.
И опять я увидел, как в то утро, девушку. Она не собирала цветы, их не было видно в траве.
Но незабудки были, если не на земле, то в ее глазах.
Широко открыв их в радостной улыбке, она бежала мне навстречу:
— Я знала, знала, что вы сюда придете! — кричала она. Я молчал, силясь скрыть собственную радость.
— А бабушка, мама, Лена и даже папа, все так будут рады! — продолжала щебетать Оля. — А Кочеткову мы позвоним с папиного телефона сразу же, как вы того пожелаете. Правда-правда!
— Пойдемте к Светлушке, — сам не зная почему, предложил я.
Оля обрадовалась:
— Ой как замечательно! Помните, какая там вкусная вода?
— При одной мысли о ней пить хочется, — признался я.
И мы вышли из леса на поле, где за его выпуклостью угадывались крыши домов (двускатные, не как у нас!).
Потом спускались по земляным ступенькам, укрепленным дощечками.
Мостик через речушку, вытекающую из одних кустов и пропадающую в других. И сруб, милый моему сердцу сруб, из которого когда-то возили в бочках воду за десятки верст.
Как повезло мне, что Биоцентр оказался на той же дороге, что и дача Гречевых!
И, словно выполняя ритуал, я набирал после Оли пригоршнями воду и с наслаждением пил ее, холодную, бодрящую…
— Вы увидите, как вас встретят на нашей даче, увидите! Бабушка грозит разнести в прах Биоинститут, узнав все о вас…
И мы вышли опять на то же поле у колеи местной дороги. Ощущение простора радостным чувством
