– Мясо, батя, повсюду есть. Под землей червяки с личинками, в воде жабы с рыбами, а в воздухе птицы, – десантник пьяновато повел рукой, широко очерчивая воображаемую вселенную.
Над крышей как раз пролетела стая ворон.
– Птицы, – недоверчиво прищурился бомж, провожая ворон взглядом. – Их еще поймать надо.
– Курс выживания в любых условиях действует, как таблица умножения. Солдат без мыла моется, солдаты шилом бреются, – нараспев продекламировал десантник поговорку «времен Очакова и покоренья Крыма» и осмотрелся. – Подручные средства? – Его взгляд зацепился за фанерную тумбочку. – Веревка найдется?
Вскоре импровизированная ловушка была готова. Тумбочку поставили на бок, открытую дверцу подперли поленом, к которому привязали веревку. Десантник накрошил внутрь тумбочки хлеба, заглянул в битумоварку.
– Не всплыла еще картошка, минут пять подождать надо. Ты на контроле держи, а я мясо добуду.
Бывший десантник сел у парапета; веревку, привязанную к полену, держал в руке, для надежности намотав на палец.
Бомж, похожий то ли на монаха, то ли на паломника, стал сомневаться в успехе:
– Ну, и поймаем мы какую ворону. А готовить ее как?
– Голову сразу скручиваешь, чтоб не мучилась. Глиной обмазываешь, и в горячий битум – бульк, как картошку. Минут через двадцать вылавливаешь, бросаешь со всего размаху об крышу – тресь! Глина вместе с перьями и отлетает. Остается только готовая тушка. Ты что, никогда так не делал?
– Нет, – признался бомж. – А глину где возьмем?
– Цементом обмажем, дурья твоя голова. У работяг два мешка под пленкой лежит. Смекалку проявить не можешь…
– Сила – твоя программа выживания.
– Тихо, Батюшка, – зашипел десантник, глядя на то, как ворона садится на крышу.
Осторожная птица боком-боком подскакала к открытой тумбочке, но залезать в нее не спешила.
– Хитрая бестия, – прошептал десантник, готовый в любой момент дернуть за веревку.
Ворона резко выхватила корку хлеба из недр тумбочки и тут же взмыла в небо. Десантник хотел запустить ей вслед поленом, но передумал.
– Ворона не только хитрая, – прокомментировал он, – но и жесткая, воняет. Даже битумом запах не отобьешь.
– Картошка всплыла, – заглянул в битумоварку бородатый бомжара.
– Ты ее руками не хватай, это еще уметь надо. Обожжешься, – предупредил десантник и тут же зашипел: – Тихо ты…
На крышу пятиэтажки спланировал белоснежный голубь. Выглядел он потрепанным и уставшим, людей не боялся. Красные лапки застучали по свежеуложенному рубероиду, и голубь проследовал внутрь тумбочки, как к себе домой. Он лишь успел схватить кусок хлеба, как десантник с победным криком дернул за веревку. Полено вылетело, дверца тумбочки захлопнулась под собственным весом.
– Как говорится, тамбу-лямбу, и спекся папуас, – расхохотался подвыпивший парень в тельняшке. – За удачную охоту и выпить можно… – Он потянулся к пакету.
Глухо звякнула полная бутылка. Но на этот звук наложился еще один, и доносился он снизу – взвизгнули тормоза. Десантник перегнулся через парапет, глянул на улицу.
Из угловатого джипа выбегали двое мужчин в штатском. Один на ходу выхватывал из подмышечной кобуры пистолет, второй нервно сообщал в рацию:
– Товарищ полковник, он здесь. Видимо, будем брать сами.
Десантник отшатнулся от парапета. На его молодом лбу появились морщины.
– Чего там? – забеспокоился бомжара, пытаясь двумя поленьями выловить из битумоварки спекшуюся картошку. – Я смотрел, нет цемента под пленкой. Пропили, наверно, его работяги. А глиной-то мы не запаслись.
– Какая глина, на хрен? Тут менты. Удирать надо, – десантник бросился к надстройке, приложил ладонь к уху и прошептал: – Бегут, падлы, по мою душу.
– Думаешь, сюда?
– Вчера напился, ни хрена не помню. Просыпаюсь утром – ментовский погон в кулаке зажат, у меня бывает такое. Вот и принесло.
…Худощавый с загорелым лицом первым поднялся из подъезда в надстройку, пистолет держал по всем правилам – на изготовку, нервно поводя им из стороны в сторону. За проемом он видел лишь синюю фанерную тумбочку, лежащую на боку, носом ощущал едкий запах кипящего битума. Коренастый уже дышал ему в спину.
– Пошли.
Но только худощавый сделал шаг вперед, как тут же по вытянутой руке с пистолетом резко ударили увесистым поленом. Оружие выпало на крышу. Десантник, ухватившись двумя руками за косяки, ударил ногами худощавого в грудь. Тот, падая, сбил с ног своего напарника, и оба покатились по крутой металлической лестнице на площадку подъезда.
– Получи, мля! Не возьмешь! – выкрикнул десантник, поглубже натянул мятый берет и побежал по крыше, набирая скорость.
Оторопевшему бомжу показалось, что парень решил покончить с собой, спрыгнув с крыши, и он закрыл глаза. Но десантник не думал не только умирать, но даже сдаваться. Одним прыжком он оказался на наружной пожарной лестнице и стал торопливо спускаться.
К торцу дома вылетел и, завизжав тормозами, остановился микроавтобус с тонированными стеклами. Из него посыпались бойцы в полной экипировке: в касках, бронежилетах, с автоматами.
– Стой! – крикнул Иноземцев.
Парень в драной тельняшке юркнул между кустов, перепрыгнул через песочницу с играющими детьми и, закладывая зигзаги, бросился к мусорным контейнерам. Естественно, его догнали. Он еще попытался отмахиваться ремнем с тяжелой пряжкой, но был повержен и прижат к асфальту.
– На кого работаешь? – Иноземцев продемонстрировал пистолет и приставил ствол к затылку.
– Нигде постоянно не работаю, не устроился еще. Дембельнулся я.
– Чего?.. Голубь где, сука? Там? На крыше? Он там? – Ствол пистолета сильнее вдавился в затылок.
От этих вопросов у десантника вообще дым пошел из головы.
– Менты поганые, – только и прохрипел он.
А на крыше тем временем пытались добиться толку от бомжары, напоминающего монаха или паломника. Ему еще повезло – его не воспринимали всерьез как агента тайной организации, лишь как случайного свидетеля. Но от страха бомжара почти не мог говорить. Он только твердил, глядя в ствол автомата:
– Батюшка я, Батюшка…
– Что с голубем? Где он? – выкрикнул худощавый, тряся пистолетом перед самым лицом бомжа.
– Мы его того, в глину хотели закатать, ну, как положено по программе выживания…
Коренастый, матерясь, пытался оживить вырубившийся при падении на лестничную площадку ноутбук. Экран мигал, то и дело сворачиваясь в полоску.
– Твою мать, ну, давай, родимый, не подведи, – шептал коренастый, понимая, что с секунды на секунду информацию от него затребует Иноземцев, и вот тогда худо придется.
Ведь нутром он уже чувствовал – случилась какая-то гнусная подлянка. Наконец экран вспыхнул ровным светом, вновь загрузилась прежняя программа, замигала точка, обозначающая если не самого голубя, то хотя бы маячок.
– Есть! – выкрикнул он. – Здесь спрятали. – На цыпочках он подошел к голубой тумбочке и с обмиранием сердца приоткрыл дверцу, ожидая увидеть один только радиомаяк.
Но птица была жива. Лишь только свет попал внутрь, голубь принялся жадно клевать хлеб, не обращая никакого внимания на наблюдателя.
Вскоре на крыше появился и сам Иноземцев, уже немного въехавший в ситуацию. Осмотрел голубя и ласково произнес:
– Проголодался… Ну, ничего, надеюсь, лететь тебе недолго осталось.
Худощавый с напарником уже мчались по лестнице в подъезде, прыгая через ступеньки. Только голубь
