пристроился следом. Через несколько кварталов его сменила другая машина, затем третья, затем вновь появился прежний «Мерседес». Но только он шел очень грамотно, впереди Андрея. Потерять подопечного не боялся. В распоряжении «топтунов» были рации, четыре машины, так что слежку они установили по всем правилам. И даже самый подготовленный профессионал, к каким по справедливости мог отнести себя и Ларин, не заметил бы их ненавязчивого присутствия.
– «Мосфильм» большой. С какой стороны заезжать? – спросил Андрей.
– С улицы Косыгина, – отозвался старик, глядя на проплывавшую мимо машины высокую каменную стену, украшенную поверху лепниной сталинских времен.
Он явно припоминал что-то связанное с этими местами, и воспоминания были не слишком приятными. Масудов то и дело прикасался пальцем к рассеченной губе. Ларин удивлялся своему спутнику. В какие-то моменты старик мог показаться неотесанным горцем, а теперь вновь выглядел человеком, искушенным в политике: умным, расчетливым.
Каменная стена казалась бесконечной. Что творится за ней, с дороги было не разглядеть. Иногда над каменными вазами и бетонными «Рогами изобилия» возвышались киношные декорации, абсолютно неуместные в здешнем московском контексте. Проплыл шпиль готического собора, затем мелькнул портик античного храма. И все это было не настоящим, а сооруженным из досок и крашеной фанеры. Пристойно, как настоящие, выглядели лишь фасады, обращенные внутрь территории.
– А теперь налево. Это здесь.
Машина свернула в боковую улицу. Здесь по московским меркам было вообще безлюдно. С одной стороны проезжей части росли старые райские яблони, причем стенд возле них извещал, что посажены они самим Мичуриным. За ними пролегал глубокий овраг с извилистой речушкой. А с другой стороны шла все та же каменная ограда с лепниной поверху.
– Приехали. Машину оставь на улице, – произнес Масудов, указывая на ничем не примечательную дверь в высокой отштукатуренной ограде киностудийной территории.
Рядом с дверью полыхала полированной латунью, а то и позолотой, вывеска. Как-то не вязались в голове у Ларина самая большая в России киностудия, скромного вида дверь в бесконечной ограде, официальная вывеска и визит старика к президенту Российской Федерации. Но поскольку вариантов у самого Андрея не было, то приходилось полагаться на Масудова.
«Сегодня мне уже казалось полным абсурдом поведение Маши, однако и ему нашлось рациональное объяснение. Во всяком случае, мы сейчас здесь, а не в лапах у молодчиков президентского порученца Хусейнова». Ларин решил ничему не удивляться и делать вид, будто понимает, что происходит.
Вывеска блестела так, что даже вблизи сложно было прочитать все то, что на ней было написано. К тому же только часть текста была исполнена по-русски. Две трети занимали арабская вязь и мелко исполненная, а потому нечитабельная, надпись по-английски. Андрей только и успел разглядеть: «Официальный представитель наследного принца...» Далее шло совсем уж неудобоваримое для русского человека название какого-то эмирата в Саудовской Аравии. Масудов уже вдавил кнопку переговорного устройства. Динамик ожил, визитеров о чем-то спросили. Отвечал Ахмед Ходжа по-арабски – раздраженно и требовательно.
«Черт знает что такое, – пробурчал сам себе Ларин, – и во что я только ввязался? Были уже имам, исламские террористы, а теперь вот и наследный арабский принц появился».
Спор через переговорное устройство продолжался. Вероятно, все же авторитет Ахмеда Ходжи имел способность открывать даже сложные запоры. Дверь отворилась. За ней стоял щуплый мужичок с елейной восточной улыбкой и маслянисто-блестящими бегающими глазками. Он что-то произнес, указав взглядом на Андрея. Скорее всего, в предварительном разговоре через переговорное устройство речь ни о каком русском не шла, и в резиденцию официального представителя наследного аравийского принца полагалось пустить только мусульманина. Но Ларину пришлось удивиться настойчивости старика. Тот буквально отодвинул в сторону слугу и, оборвав все возражения взмахом руки, пошел вперед. Андрей держался рядом.
То, что предстало его глазам, по идее, никак не могло находиться в центре Москвы. К высокой ограде «Мосфильма» изнутри был пристроен квадрат еще одной ограды – чуть пониже, но зато хорошо защищенный поверху спиралью колючей проволоки. И вот в этом выгороженном дворике площадью не больше стандартного дачного участка советских времен разместился небольшой особняк в мавританском стиле, украшенный не только восточными изразцами, но и зеркальными стеклами, и тарелками спутниковой связи. Но самое впечатляющее находилось на лужайке. Тут в кадках росли живые пальмы и фикусы, вдоль ограды торчали исполинские кактусы. А перед мраморным журчащим фонтаном раскинулся бедуинский шатер. Один из пологов был поднят на простых деревянных стойках, изнутри доносилась негромкая восточная музыка и многоголосый женский смех. В глубине шатра что-то таинственно поблескивало золотом и серебром, мелькнуло обнаженное девичье бедро.
Масудов не собирался останавливаться. Он прямо по коротко стриженной траве прошагал в шатер. Вошел и Ларин. На коврах среди шелковых, шитых золотыми шнурами подушек восседал, сложив под себя по-турецки ноги, грузный, еще совсем не старый мужчина в белых одеждах. Именно такими на карикатурах и в кинокомедиях обычно изображают арабских шейхов: голова прикрыта белым платком, поверх надет черный обруч. Возле мужчины нежились полуобнаженные красавицы чисто славянской внешности. Андрей успел насчитать их пять штук. В такой обстановке не возникало сомнений, что этот тучный араб в золотых очках и с аккуратно подстриженной бородкой и есть официальный представитель наследного принца. Больше просто было некому.
Араб уставился на Масудова так, словно видел перед собой ожившего мертвеца. Даже распутные девицы примолкли. Ларину хотелось сказать им: «Девочки, мы тут по важному делу пришли, разговор не для ваших ушей, так что очистите помещение, то есть бедуинский шатер».
Официальный представитель наконец-то пришел в себя, картинно хлопнул в ладоши и показал девицам жестом, чтобы они убирались. Девицы, прихватывая по дороге разбросанные там и сям части своего гардероба, потянулись к выходу. Когда в шатре остались лишь одни мужчины, Ахмед Ходжа опустил полог. Хозяин резиденции выключил музыку.
«Вот только верблюдов тут не хватает, – подумал Ларин. – Хотя, кто знает, нет ли тут на территории и какого-нибудь караван-сарая».
И вновь зазвучала арабская речь. Тут уж Андрею нечего было «ловить». Он ориентировался лишь по интонациям. Но людей Востока европейцу понять трудно, они могут говорить абсолютно страшные вещи с елейной улыбкой и громогласно спорить из-за сущих пустяков.
«Вот уж точно, тогда мы с Дугиным не в добрый час припомнили опасения обывателя. Мол, понаедут они в Москву и баб наших трахать будут. Вот тебе и картинка из нашего разговора», – подумал Андрей.
– Давай перейдем на русский, – в устах Ахмеда Ходжи это прозвучало неожиданно для Ларина, – ведь он по-арабски не понимает, а гостя надо уважать.
Тучный араб недовольно крякнул – ведь он Андрея, да и Масудова, по большому счету, в гости не приглашал. Те сами заявились, помешали развлекаться, к тому же еще и не позволили слуге доложить хозяину. Однако просьбу выполнил.
– Я не смогу вам помочь, – по-русски представитель наследного принца говорил вполне сносно, окончаний слов не коверкал, но зато произносил их с ужасным акцентом.
– Я это уже понял, – признался Ларин и посмотрел на своего спутника – мол, тогда что мы здесь делаем, и есть ли варианты? – Но помочь придется.
Араб картинно развел руки. Масудов скривил разбитые губы.
– Он правду говорит. Его хозяин мог бы устроить мне встречу, но его уже предупредили. А он не станет помогать русским.
– Плохо, – произнес Андрей. – Выходит, мы только зря засветились.
– Я никому не скажу, что видел вас, – эмоциональный араб, несмотря на свою тучную комплекцию, энергично жестикулировал, – ведь я очень уважаю вас, Ахмед Ходжа. Если бы предупредили только меня, я бы, конечно, помог вам. Но наследный принц... его слово для меня закон. Вы же меня понимаете? Дело в том, что на официальном сайте президента вашей республики, – «шейх» перевел взгляд на Ахмеда Ходжу, – уже вывешено сообщение о том, что вы трагически погибли в катастрофе.
– Как именно? И когда? – поинтересовался Ларин, потому что у самого Масудова язык отнялся от
