параллельным улицам, пролетать, распугивая прохожих, проходными дворами, чтобы, предугадав направление движения, организовать «случайную» встречу с объектом в заранее просчитанной точке.
Ну, а в том случае, если объект наблюдения вдруг решит покинуть автомобиль и пройтись по весеннему городу пешком, в некотором отдалении от него тут же появится или невидный, неброской внешности, мужичок, чьи бегающие глаза будут прикрыты козырьком низко надвинутой кепки, или такая же серая, растворяющаяся на фоне городских домов, женщина с хозяйственной сумкой в руках. В их задачи входит зафиксировать контакты объекта. Причем не просто заметить и запомнить. Сразу же, с ходу, оценить степень близости и доверительности контакта с объектом, оценить перспективность дальнейшей разработки. По возможности сфотографировать контакт с нескольких точек. Ну, а если уж совсем повезет, то постараться подслушать разговор…
И так – весь долгий день, с раннего утра до позднего вечера, практически на бегу, торопливо давясь прихваченными из дома бутербродами. Еще не зная, выйдет ли из этой выматывающей, на износ, работы какой-то толк или не выйдет. Но… В эту службу шли не по призыву – это был выбор каждого сотрудника ОПО. Собственный выбор. И они не роптали на судьбу, не жаловались – в отличие от больших чинов, занимающих уютные кабинеты и имеющих нормированный рабочий день – на маленькую зарплату. Просто выполняли свой долг…
2
– Ну, что же… – кашлянув пару раз, начал Игорь. – Давайте знакомиться. Меня зовут Игорь Николаевич…
– Адвоката давай, командир, – довольно развязно оборвал его сидевший напротив. – Без адвоката допроса не будет. Все.
– А кто тебе сказал, Леший, что это – допрос? – Игорь тоже отбросил ненужные церемонии. Всегда сложно начинать, произносить первую фразу, вовлекать собеседника в процесс общения. А раз слово было сказано… – Мы просто с тобой поговорим. О делах наших скорбных… А допрашивать тебя уже потом будут, в прокуратуре.
– Знаем мы ваши разговоры… – начал было собеседник Игоря, от рождения носивший почти что аристократическую фамилию Ляхневский, но возле дешевых красногорских пивных более известный под погонялом Леший. Начал – и осекся на полуслове. – Я не понял! Ты чо лепишь, командир?.. Какая прокуратура?! Меня же за кражу «приняли»! И базарить со мной должны следаки из «мусарни»! То есть, я хотел сказать, из полиции…
– Да кража – это так, – нарочито небрежно отмахнулся Игорь. «Приплыл, сазанчик!» – удовлетворенно подумал он. Леший втянулся в разговор, озаботился первой странностью, задумался и засомневался. Чего, собственно, оперативник и добивался. – Кража, на которой тебя взяли, – детский лепет. Ты же неглупый парень; зону топтал, законы знаешь…
А вот последние фразы были уже откровенной лестью. Леший умом и сообразительностью не отличался. Именно поэтому за свою недолгую жизнь успел намотать два срока: по «хулиганке» и за кражу. Всего – «пятилетка» на общем режиме. По «понятиям» – полная ерунда, о которой в «приличном» обществе и упоминать-то стремно. Более старшие и опытные коллеги на смех поднимут.
Однако Леший своим прошлым гордился – кстати, эта нелепая гордость в немалой степени дополняла психологический портрет подозреваемого – и при случае любил в компании себе подобных мелких гопников «писануться» реальными, а по большей части придуманными заслугами перед «обществом».
На этом его и «прихватил» Паша Кабан у одного из городских пивняков. Паша, кстати, личность весьма интересная. Можно даже сказать – примечательная и заслуживающая того, чтобы рассказать о ней отдельно.
Высококвалифицированный вор-домушник, Кабан был прекрасно известен и городскому, и областному уголовному розыску. А вот сделать ему ничего не могли – умен был Паша. По-подлому умен…
Объект подбирался долго и тщательно. Богатая квартира, хозяева которой имели и деньги приличные, и золотишко… Про DVD с ноутбуками и прочие электронные прелести даже и говорить не стоит – сейчас этого добра не только у олигархов хватает. Короче, «хата», которую Кабан намеревался почтить визитом, как правило, была «упакована» от всей души.
Следующий этап – «выпас». Паша старательно изучал привычки и распорядок дня владельцев избранной им квартиры. Если нужно, тратил на это несколько недель – знал, в каких случаях хороша спешка.
Одновременно прорабатывался способ проникновения. Не существовало таких дверей, которые гостеприимно не распахнулись бы перед Кабаном. Отмычки, кислота в стеклянном шприце, подобранные ключи… И никаких грубостей, никаких «фомичей» и домкратов. Технические средства – это ведь тоже улики. Лучше лишних десять минут попотеть под дверью, чем потом пять лет носить черный бушлат и такой же расцветки шапчонку из меха зверя невиданного.
И в тот момент, когда день и час «Ч» были определены, Паша отправлялся к какой-нибудь городской пивточке – месту, которое заменяло представителям городской шпаны клуб. Щедро проставлял выпивку, вливался в компании. Больше слушал, чем говорил, – подбирал подельника для предстоящего дела.
Вообще-то Паша по натуре – волк-одиночка. Не то чтобы жаден… Просто хорошо знал – на единицу все добытое непосильным трудом делится без остатка. И подельник ему – как тому зайцу стоп-сигнал. Так же жизненно необходим, короче. Однако Кабан, в общей сложности отмотавший ни много ни мало, а восемнадцать годков за хозяином, очень ценил свободу и все то, что с ней связано. Вот чтобы эту свободу сохранить, Кабан и брал с собой на дело кого-нибудь. Причем будущий подельник должен был соответствовать определенным требованиям. Непременно побывавший «за решкой», но при этом не авторитет, не блатной, в меру запитый и слегка бомжеватый. Не в том смысле, что жить негде, а в том, что неопрятен внешне: не мыт не чесан не брит примерно с недельку…
И каким же образом этакий опустившийся, деградировавший тип мог помочь сохранить свободу Кабану? А вот тут и проявлял себя в полной мере тот самый подлый ум домушника.
Действовали так: Паша вскрывал входную дверь в квартиру и направлял внутрь подельника. Дескать, начинай паковать вещи, а я пойду подгоню машину поближе. И пока соучастник дрожащими от жадности руками распихивал по сумкам и мешкам бытовую электронику и шубы, Кабан, находясь на безопасном расстоянии от взломанной квартиры, наблюдал за развитием событий. Недолго – не больше пяти минут. Так как точно знал – для прибытия на «сработку» охранной сигнализации наряду вневедомственной охраны или группе быстрого реагирования частного охранного агентства положено три минуты. Ну, а дополнительные две Кабан набрасывал на обычное российское разгильдяйство.
Если наряд прибывал на место кражи в установленное нормативами время, Паша спокойно садился в ту самую машину, которую собирался подогнать поближе к подъезду, и уезжал. Значит, кража сорвалась. А подельника, задержанного полицейскими с поличным в квартире, он даже и не вспоминал. Если же во двор дома, в котором находилась облюбованная для кражи квартира, не врывались, оглашая окрестности визгом сирен и скрипом тормозов, полицейские машины, то опасаться нечего. Это значило, что объект кражи охранной сигнализацией оборудован не был…
Тогда Кабан также поднимался в квартиру и начинал помогать подельнику собирать вещи. Правда, сам при этом – как бы между делом – прибирал к рукам деньги и драгоценности. Причем, как правило, заранее вызнавал любыми путями те тайные места, в которых хранились интересующие его предметы.
Следующий этап – ворованное выносилось в автомобиль, нанимаемый только для одного конкретного дела заранее и ожидающий во дворе. Водитель, в некоторые детали происходящего не посвященный, доставлял шмотки на квартиру Пашиного подельника, где те и оставлялись. Как объяснял Кабан, ненадолго. На пару-тройку дней, пока он договорится с барыгой. Об изъятых в доход джентльменов удачи деньгах и драгоценностях он умалчивал. Видимо, из врожденной скромности…
После этого Паша уходил в твердой уверенности, что этого своего подельника он видел последний раз в жизни. И никогда больше, ни при каких обстоятельствах он не появится в этом захламленном, провонявшем потом, табаком и дешевым спиртным жилище. А еще Кабан точно знал – подельник, желающий вкусить от жизненных благ как можно скорее, будет повязан полицейскими максимум на следующий день после успешного дела при попытке сбыть что-нибудь из неправедно нажитого добра.
Расчет «домушника» строился на отличном – эмвэдэшным бы генералам-«реформаторам» такое! – знании слабостей системы. Полиции ведь что надо? Не преступника отыскать и не похищенное, а раскрыть
