Зажглась красная сигнальная лампочка.
Инженер вскочил.
— Выбило масленик, профессор! — сказал он и побежал к щиту. — Профессор! Мистер Холмстед! — послышался через минуту его голос. — Я ничего не понимаю! Масленик выключило на линии лаборатории, в то время как там не предполагалось нагрузки. Вероятно, что-нибудь произошло!
— Странно, странно… — шептал обеспокоенный старик, глядя на приборы.
Масленый выключатель «вышибло» на линии, питающей Белую виллу. Сработали аппараты защиты, автоматически выключающие сеть в случае аварии или перегрузки на линии.
— Да-да, странно… странно… Я обеспокоен. Я должен сейчас же ехать, — говорил Холмстед, тщетно пытаясь найти свою палку.
— Право, сэр, в этом нет ничего особенного. Обычное короткое замыкание. Вот ваша палка. Простите, профессор, не эта дверь. Сюда, направо.
Старик, задыхаясь, почти бежал к машине. Его нагонял Сэндерс, держа в руке шляпу гостя.
Уже по одному виду профессора шофер все понял. Едва Холмстед вскочил на подножку, автомобиль рванулся с места. Сэндерс смотрел вслед, растерянно вертя в руках шляпу профессора.
Ветер раздувал седые волосы ученого. Всю дорогу Холмстед нагибался вперед, словно хотел этим прибавить скорость автомобилю. Его тощую фигуру на каждом повороте, на каждом ухабе кидало из стороны в сторону.
Вот наконец и знакомый поворот, крутой подъем, чугунные ворота…
Шофер отчаянно гудел, но на дорожке никто не появлялся. Прижав руку к сердцу, профессор сошел на землю. К нему услужливо подбежал человек и поднял котелок.
— Частное сыскное бюро, — отрекомендовался он.
Старик смотрел словно сквозь него:
— Что случилось?
— Мы ничего не заметили, сэр! — сказал Джимс.
Профессор нервно тряс калитку. За оградой было мертво. Мистер Джимс и шофер переглянулись. Холмстед стал неумело вставлять ногу в чугунный узор калитки, чтобы перелезть через неё.
— Подождите, сэр! — услужливо сказал Джимс.
Подскочив к воротам, он вынул из кармана звенящую связку. Повозившись с полминуты, он театральным жестом распахнул калитку.
Угрюмый Холмстед быстро зашагал по дорожке. Растрепанные волосы его развевались. Сыщик и шофер шли сзади. Джимс вынул револьвер и спустил предохранитель.
В напряженном молчании продвигались они вперед. Вдруг шофер остановился и протянул руку.
Старик вскрикнул и, неуклюже подпрыгивая, побежал к флигелю. Плечи его странно поднялись, ноги казались непомерно длинными. Задыхаясь, он остановился на дорожке перед флигелем и склонился над тем, что лежало на песке.
Шофер и сыщик сняли шляпы.
— Мод! Мод! — шептал старик, ощупывая распростертое тело девушки.
Джимс поднял с земли обгорелую трубку телескопа. Он посмотрел наверх. Там плавными дугами провисала линия высокого напряжения.
— Короткое замыкание, — прошептал Джимс, указывая рукой на почерневший провод.
—Мод! Мод! Девочка моя! — всё повторял старый профессор.
Мод слабо застонала:
— Спасите… мистера Кленова!
Профессор сделал жест рукой. Сыщик и шофер, как-то странно пригибаясь, бросились к Белой вилле.
Через несколько секунд со стороны виллы послышались тяжелые удары. Это выламывали дверь. Особенно старался Джимс. Ярость при мысли, что кто-то опередил его, удваивала его силы. Дверь сорвалась с петель. Шофер и Джимс, перебежав коридор, на секунду остановились перед лабораторией. Держа револьвер в вытянутой руке, Джимс стал осторожно открывать дверь.
На полу сидел Кленов и старался развязать руки.
Увидев вошедших, он указал глазами на щит:
— Не понимаю, почему нет тока! Ведь контактор включен.
Только теперь Джимс заметил провода, соединявшие горло Кленова с шинами высокого напряжения. Одним прыжком он оказался у щита и рванул рукоятку контактора. Шофер старался освободить Кленова.
— Кто это сделал? Кто? — спросил сыщик.
— Мистер Кадасима… из Кембриджа.
— Какой Кадасима?
— Кэд, Кэд! Полковник Кадасима.
Мистер Джимс выхватил записную книжку.
Освобожденный от пут, Кленов тяжело опустился на стул.
— Все-таки, джентльмены, я не вполне понимаю… почему я жив, — смущенно сказал он, вертя в руках поднятый с полу кляп.
— Насколько я могу догадаться, сэр, вас спасла мисс Мод, дочка профессора, — вежливо сказал Джимс.
— Мисс Мод?
— Да, сэр! Она выбросилась из окна обсерватории на провода высокого напряжения.
— Выбросилась?.. Каким же образом это могло спасти меня?
— Леди держала в вытянутой руке медную подзорную трубу, которой и замкнула провода, пролетая мимо них… Короче говоря, она, если сказать попросту, пережгла пробки.
— М-да… не пробки пережгла, а вызвала короткое замыкание линии, — поправил Кленов задумчиво. Потом, словно спохватившись, он вскочил и нетвердой, но торопливой походкой пошел к выходу.
Шофер направился за Кленовым, а Джимс с профессиональной тщательностью стал обследовать помещение. От его взгляда не ускользнуло ничто, даже недокуренная папироса Кадасимы и осколок от его очков.
Мод сидела рядом с отцом на садовой скамейке. Она видела, как вышел из дома Кленов, как ускорил он шаг, направляясь к ней, как, наконец, побежал. С широко открытыми глазами он остановился перед ней.
Мод тихо улыбалась, а он, запыхавшись, говорил:
— Как же так? Вы спасли меня… Это ведь очень опасно — прыгать из окна!
— Я все видела в телескоп, мистер Джон, — слабым голосом произнесла Мод.
— Но ведь… ведь можно было просто выбросить на провода трубу…
— О нет, Джонни, — вмешался Холмстед, — труба могла отскочить и не замкнуть сразу двух проводов. Надо было крепко держать ее в вытянутой руке.
— И я не могла поступить иначе, — добавила Мод и постаралась улыбнуться.
Кленов совсем растерялся от этих простых слов:
— Право, я не смею выразить… Я готов теперь для вас… тоже выпрыгнуть из окна.
Он смотрел на Мод и словно видел ее впервые. Синие глаза, светлый пушок на щеке… Когда она выросла? Странно, почему раньше он не замечал, как она хорошо улыбается!
Холмстед встал и похлопал Кленова по плечу:
— Все хорошо, что хорошо кончается, мой молодой друг!
Вельт очнулся первым. В чувство его привела мучительная боль в затылке и левой половине лица, перерезанной рубцом.
Шурша бумагой, он с трудом приподнялся и пополз к телу Ганса. По дороге ему попался стек. С проклятьем он поднял его.
Разбросав бумагу, прикрывавшую Ганса, он с тревогой склонился над ним, но тут же вскочил возмущенный. Ганс храпел, он мирно спал: обморок перешел в сон.
