окружении.
Глава III
Андрей Андреевич Власов
Советская Пропаганда сделала всё от нее зависящее, чтобы дискредитировать европейский антикоммунизм. Самоотверженные борцы против Гитлера, как Драже Михайлович, Никола Петков, генерал Бор-Комаровский и миллионы других, именовались ею не иначе, как фашистами, даже гитлеровцами, поскольку они не были одновременно борцами и за коммунизм. Но если советская пропаганда так старалась дискредитировать антикоммунистические силы Европы, то нетрудно представить, что было ею предпринято, чтобы дискредитировать русский антибольшевизм. В этом она добилась самых больших успехов: западными союзниками было отказано русскому антибольшевизму вправе на существование как во время войны, так и после нее.
Для русского народа советским правительством был применен традиционно-советский способ — гробовое молчание. В движении, возглавляемом позднее Власовым, в той или иной степени принимало участие более 10 миллионов человек — советская пропаганда и советское правительство ни во время войны, ни после нее не проронили об этом движении ни слова.
Западным союзникам, не связанным обетом молчания, не без успеха было внушено некоторое количество совершенно бессмысленных небылиц, которые потом, в разное время и в разных местах, и появлялись в западной печати. В американских, английских, французских газетах мы читали еще во время войны редкие заметки о том, что Власов был старым царским генералом, эмигрировавшим после гражданской войны в 1920 году из России, наиболее педантичные корреспонденты добавляли к этому, что он был, кроме того, еще и «казачьим генералом», но все поголовно сходились на одном — «Власов и его армия дрались против России на стороне немцев». Во всем этом нет ни слова правды, но самая большая ложь заключена в последних сковах.
Власов был одним из крупнейших и выдающихся генералов Красной Армии. Его заслуги были отмечены советским правительством целым рядом орденов и быстрым продвижением по военной иерархической лестнице. За несколько лет перед войной он как крупный военный специалист был послан с миссией комбрига Черепанова советником к маршалу Чан Кай-ши в Китай. Не исключена возможность, что его встречи там с представителями иного, несоветского мира — там были представители и Англии, и Америки — впоследствии имели некоторое влияние на его решение выступить против сталинской диктатуры. Он олицетворял оппозиционные круги высшего офицерства и какую-то часть верхушки партии. В его непримиримости к коммунизму также чувствовалась органическая непримиримость и главного врага коммунизма — крестьянства. Власов был сыном простого крестьянина с Волги.
По возвращении из Китая он командовал знаменитой 20-й дивизией, на испытаниях 1939 года признанной лучшей по подготовке во всей Красной Армии. Советская пропаганда по этому поводу сделала его имя известным не только в армии, но и в широких кругах народа. Его статьи и портреты часто появлялись и в органе армии «Красная звезда», и в специальных военных журналах.
К началу войны Власов командовал 4-ым танковым корпусом, стоявшим во Львове. Направление отступления корпуса было единственным в первые дни войны, где продвижение гитлеровских дивизий было не столь стремительным.
Позднее он был командующим киевского участка фронта, а потом и защитником города. После ряда атак немцы, отчаявшись взять Киев, обошли его, оставив глубоко в тылу. По приказу Сталина отходить Власов с остатками киевского гарнизона с тяжелыми боями вырвался из немецкого окружения и вышел к своим.
Когда в октябре 1941 года передовые немецкие части докатились до окраин Москвы, когда Гитлером уже была проведена подготовка для захвата столицы, защита ее была поручена наряду с другими генералами лично Сталиным и Власову. Под общим командованием Жукова защита эта переросла в наступление, а потом и в разгром немецких армий на московском направлении.
Признательность советского правительства за первую одержанную вовремя войны победу не имела границ. Ордене, и звание генерал-лейтенанта были наградой Власову.
Весной 1942 года предпринятое 2-ой ударной советской армией наступление, с целью освобождения Ленинграда, окончилось ничем, и когда армия была окружена немцами, спасать положение был послан Власов. Армию спасти было уже невозможно. К моменту прибытия Власова немцы раскрошили ее на целый ряд небольших частей и уничтожали эти части одну за другой, сжимая кольцо все теснее и теснее.
Власов решил разделить участь армии. С одним из последних небольших отрядов он и был взят в плен.
Он был не первым советским генералом, попавшим на эту сторону. До этого уже были взяты в плен генералы Понеделин, Кириллов и другие, командующие тоже армиями или крупными соединениями, но он был первым, присоединившимся к народному антикоммунистическому движению. Скитания по лесам с остатками разбитой армии, обреченной на гибель бездарным руководством из Кремля, сиденье в лагере военнопленных в самой России, — лагерь находился в Виннице — среди простых солдат, крестьян и рабочих, разговоры, ведшиеся между высшим командным составом еще до разгрома заговора Тухачевского, тяжелые воспоминания о трагедии крестьянства в годы коллективизации, — с семьей он поддерживал самую близкую связь, — всё это помогло ему решиться встать на борьбу против большевизма. Но можно быть уверенным только в одном — решение выступить активно он не принес стой стороны фронта. Там он был не более и не менее лояльным, чем большинство советских генералов и маршалов. Только оказавшись здесь, он был увлечен стремлением многомиллионных масс и без колебаний встал в первый ряд общенародного движения.
В апреле 1943 года Власов, по приглашению командующего северным участком восточного фронта, посетил Прибалтику и города ленинградского района. В Пскове, в Гатчине и ряде других мест на многотысячных митингах он выступил с жесточайшей критикой немецкой восточной политики, выразив при этом уверенность, что немцы в конце концов поймут, что без участия русского народа они большевизм победить не могут, а русский народ может принять участие в борьбе только на основе независимости и определенных гарантий. Выразил громко то, о чем мечтали, к чему стремились десятки миллионов русских людей, оказавшихся вне террора НКВД. На митинге в Гатчине, указывая на видневшийся вдали Ленинград, он закончил свою речь словами: «… Кончится война, мы освободимся от большевизма и тогда в нашем Ленинграде, которому мы вернем его настоящее историческое имя, мы будем принимать и немцев как дорогих гостей…»
О его выступлениях полетели обширные доклады в Берлин. Впервые кто-то осмелился громко протестовать против немецкой политики на востоке и впервые кто-то осмелился сказать, что Россия останется Россией, и в ней город Петроград, где немцы могут быть только в качестве гостей, а они считали его уже крепко своей неотъемлемой собственностью. По телеграмме из Берлина поездка была сразу же прервана. В газетах, издающихся в занятых областях России, было запрещено упоминать имя Власова, а в немецкой печати оно не упоминалось и до этого.
По возвращении в Берлин после этого Власов полтора года, до ноября 1944-го сидел в полу заключении, без права передвижения и с ограниченным правом встреч, под неусыпным наблюдением.
В листовках, предназначенных для «той» стороны, с этой строжайше запрещенных, немцы время от времени упоминали о нем как об организаторе русских антибольшевистских сил. Батальоны, сформированные из военнопленных всех национальностей России, рекламировались для Красной Армии как РОА — Русская Освободительная Армия, и как «власовцы», хотя большая часть этих батальонов (в начале формирование производилось исключительно из представителей нацменьшинств), как правило, о Власове не имела никакого представления. Таким образом, «власовцами» назывались позднее люди, уже осенью 1941 года вступившие в немецкие вспомогательные части, в то время как сам Власов был еще с той стороны и защищал Москву, одержав первую победу над немцами.
Власов не был политическим вождем в общепринятом значении этого слова. Антикоммунистическое движение родилось, психологически окрепло, идейно выкристаллизовывалось еще до появления Власова с
