Первым делом Рубинов положил перед Лариным тот самый конверт с «календариками», которые Андрей совсем недавно вручил генералам.
– Не понял. Подарок не понравился?
– Мы тут решили, чтобы вам это, так сказать, в виде моральной компенсации за перенесенные приключения, – невнятно объяснил Рубинов. – Да-да, «календарики» вместе с пин-кодами ваши.
Ларин в душе выругался. Он-то рассчитывал, что благодаря «календарикам» Дугин отследит, где генералы будут снимать деньги. Еще один штрих к уличению их в коррупции. А вот теперь банковские карточки вернулись к нему назад.
– Нет-нет, я не могу – это ваше, – попытался отказаться Андрей.
Васьков с Рубиновым замахали руками – и стало ясно, что отказаться не удастся.
– Не спорьте, это ваше, Курт Карлович. Мы виноваты, что допустили… Должны же вы получить какую-то предварительную компенсацию… А теперь за свою безопасность можете не волноваться. Тут и муха не пролетит, и рыба не проплывет.
– Ну, а перед разговором и перед парилочкой можно и по соточке накатить. Вы белую или вискарь предпочитаете? – посмотрел генерал-майор на Ларина.
– Разве что пригубить. Перед парилкой не пью, – Андрей решил не слишком уж выбиваться из компании, в которой оказался, и глотнул-таки немного виски.
Выпили-крякнули, зашли в парилку. Тут было довольно просторно. В углу виднелся стальной цилиндр печки, насухо обложенной камнями. Топка располагалась где-то за стеной – ее обслуживали невидимые истопники. На выбор стояли деревянные кадки с квасом, пивом, настоем из трав. Чего хочешь, того и плесни, чтобы поддать пару. Но Васьков с Рубиновым старались во всем угодить гостю.
– Ну, как, по-русски будем париться? С паром или как в сауне? – поинтересовался генерал-майор.
– Я сухой пар предпочитаю.
Ларин не стал залезать высоко – сел на нижний полок. Все в парилке было отшлифовано, отполировано и зализано, все углы округлены. Даже захочешь – не сумеешь загнать занозу.
– И ни одного гвоздя, – авторитетно заявил Васьков. – Уникальная работа.
Градусник, висевший неподалеку от двери, показывал за сто. Было жарко, и Андрею даже показалось, что у него темнеет в глазах, хотя и чувствовал он себя отлично. Но потом понял, откуда возникает такой эффект. Добрую половину одной из стен занимала массивная рама, в которой переливались световые пятна, меняя очертания, интенсивность, цвет.
«Только музыки не хватает», – подумал Андрей, а затем как бы между прочим произнес:
– Ну, так я вас слушаю, господа генералы. Не только же водку мы сюда пить приехали.
– Приплыли, а не приехали, – назидательно поднял палец Рубинов. – Итак, все по порядку…
Солдаты из инженерной роты, расставленные охранять остров, естественно, понимали, что их сегодняшняя служба к укреплению боеспособности родной страны не имеет ровным счетом никакого отношения. Но тем не менее с поставленной задачей справлялись – ничем особо не выдавали свое присутствие, укрывались в естественных складках местности и наблюдали. На всех даже имелся один прибор ночного видения, и доверили его командиру отделения – сержанту Роману Четвергову.
Странная фамилия двадцатилетнего парня, чей срок службы в Вооруженных силах по призыву подходил к концу, имела свое объяснение. Воспитывался он в детском доме и поступил туда как подкидыш. Нашли на крыльце с запиской, что зовут новорожденного Романом, а фамилии не указали. Поиски матери, подбросившей ребенка, успеха не дали. Так и записали мальчишку в детском доме, чуть изменив название дня недели – четверг, когда он был обнаружен плачущим на крыльце. Ну, что ж, у каждого своя судьба. А служба в армии, как записано в Конституции, – почетная обязанность каждого гражданина мужского пола. От нее и сироты не освобождаются.
Это жители больших городов стремятся увильнуть от призыва в армию, даже не столько сами парни, сколько их родители. В ход идет все: справки от докторов, всевозможные отсрочки, связанные с учебой… Но чаще всего «свобода» покупается за определенную сумму. Оно и неудивительно, что предки так пекутся о своих чадах. Если бы армия сводилась только к несению службы и уставным отношениям, пусть бы себе служили. Но включишь телевизор, почитаешь газеты, послушаешь сплетни и слухи, так волосы дыбом на голове становятся. Мол, в военных частях процветают неуставные отношения, старослужащие грабят и избивают новобранцев, а о землячествах, особенно кавказских, так вообще ходят легенды – будто бы пара- тройка чеченцев или ингушей способна терроризировать целый взвод. За детей богатых родителей есть кому заплатить. А вот если ты детдомовец, то службы в армии тебе не избежать, если только здоровье не подвело. А Роман Четвергов был крепок и физически, и в смысле психики. На таких сержантов молиться надо: и дисциплину держал железную, и все по справедливости. Правда, имелась и у него одна слабость, но простительная. Служил у него в отделении новобранец – Пашка Пирогов, «выпускник» того самого детского дома, родного и для Романа. Парень не вредный, но гены родителей-алкоголиков давали о себе знать. Вот и старался сержант держать рядового Пашку поближе к себе, чтобы глупостей не натворил.
Участок побережья, который было поручено охранять Четвергову с Пашкой, вплотную примыкал к деревянному причалу. Старослужащий, которому до дембеля оставалась всего пара месяцев, и неопытный салабон расположились под нависающей над пляжем скалой и посматривали то на причал, то на светящиеся окна бани. Автоматы лежали у военнослужащих на коленях.
– А мне, Роман, курить-то хочется так, что уши пухнут, – признался Пашка; у него, как у собрата по детскому дому, имелась привилегия – называть командира отделения не по званию, а по имени.
– В карауле курить не положено, – по инерции выдал сержант.
– Да какой тут караул, Рома? Хер знает чем занимаемся. Генералы с фрицем в бане парятся, вот уж секретный военный объект, – посетовал Пашка и с досадой сплюнул.
– Приказ есть приказ. Думаешь, нашему капитану Кошкину приятно дурью маяться? Но зубы сжал и терпит.
– А куда ему деться? Человек он подневольный, погоны носит.
– На нас с тобой тоже погоны… Черт с тобой, – махнул рукой сержант, – можешь подымить, если невмоготу. Только в кулак кури, чтобы огоньком не светить.
– Это можно, – согласился Пашка.
Прикрыв зажигалку шапкой, рядовой сумел прикурить так, что даже отблесков огня не было видно – умело зажал сигарету между пальцев огоньком в кулак. Дым поплыл над водой.
– Ну, как тебе служба? – спросил сержант.
– Я-то, как дурак, боялся в армию идти… Даже грешным делом откосить хотел по «7-Б».
– Дураком прикинуться? Это последнее дело, Пашка. Потом клеймо на тебе всю жизнь стоять будет. На учет в дурку попадешь. Считай, всю жизнь себе изломаешь.
– Мне с доктором повезло. Он на меня не давил, не пугал, просто все по полочкам разложил. Мол, если ты в психи запишешься, то потом никогда ни права на вождение автотранспортом не получишь, ни должности, связанной с материальной ответственностью. Так и сказал – короче, если хочешь всю оставшуюся жизнь дворником или грузчиком проработать – валяй, я тебе заключение дам, по «7-Б» пойдешь. И теперь вижу, что не ошибся я. Отслужу – и профессия у меня в кармане: автомехаником буду, разряд тут же присвоят, на гражданке учиться не придется. И права водительские бесплатно уже получил. Другие вон за корочки водительские бешеные бабки платят… – Договорить Пашка не успел.
– Гаси сигарету, – приказал сержант Четвергов. – Кошкин возвращается.
Рядовой тут же опустил ладонь с сигаретой в воду. Со стороны озера уже слышалось шлепанье воды и тихий женский смех. Из тумана проступил контур плавающего бронетранспортера.
– Баб везет, – прочувственно произнес рядовой и даже облизнулся. – А я, Ромка, даже не поверишь, только один раз в жизни целовался…
– Успеешь еще. Это так, не девушки, а просто «мясо» для генеральского развлечения.
– Все равно заводит, – вслушивался в смех рядовой.
Плавающий бронетранспортер подошел к причалу, четверо девиц на высоких каблуках и в безобразно коротких юбках перебрались на доски. Кошкин набросил причальные концы на столб и прошел к самому концу причала – стоял, вглядывался в туман.
Высокие каблуки-шпильки – не самое лучшее, на чем можно ходить по дощатому настилу. Девицы, развязно смеясь, сбросили обувь. Без особого энтузиазма глянули на светящиеся окна бани, на искры,
