По телу девушки пробежала судорога – несомненно, ей причинили боль. Но бандиту на это было наплевать.
– У-ух! – рычал он, ритмично двигая тазом, одновременно в такт собственным качкам дергая на себя Гальку. – Ах-хр!..
Его 'достижение' было отмечено громким грубым хохотом окружающих...
Мишка и хотел бы, но не мог отвести глаз от ужасной и отвратительной картины. Наверное, только сейчас он начал понимать, что произошедшее с ним – не игрушки. Что все это – серьезно... Если до этого он просто боялся, то теперь оцепенел от страха.
Донец легкой затрещиной привел его в чувство:
– Пошли! Не хера тут порнуху смотреть!
Мишку затащили в четвертую, следующую комнату. Тоже пустая, только стульчик в углу да под потолком крепко вделанная в стены толстая металлическая труба...
– Короче, так... – Тима развернул Мишку к себе лицом. – Сейчас я тебе в последний раз задаю вопросы. Где диск и от кого он тебе попал? Все.
– Да я... – захлебнулся Мишка. – Я правду говорю! Я не знаю никакого!..
Тяжелый удар в солнечное сплетение вышиб из него дух... Когда он пришел в себя и сумел наконец-то сделать вдох, его руки уже были связаны в запястьях длинной веревкой.
– Мужики, вы че, мужики?! – в ужасе заверещал он.
– Заткнись, урод! – сказал, как сплюнул, один из 'мужиков'. Другой отрезал от большого рулона пластыря кусок и, бесцеремонно хлопнув ладонью, заклеил Ромову рот.
Свободный конец веревки был переброшен через трубу, и уже через минуту Мишка висел... Нет, не висел, а стоял на самых кончиках пальцев!
Стоящий перед ним Тима взялся за ворот Мишкиной рубашки и резко рванул вниз. Послышался треск, и обрывки рубахи повисли вокруг пояса брюк подобно юбочке папуаса.
– Короче, захочешь говорить – просемафоришь... – негромко сказал кто-то из-за спины.
Мишка хотел было спросить, как это – 'просемафорить'. Забыл бедолага, что у него рот заклеен. Но в это время невероятно болезненный удар заставил его вздрогнуть. Мишка, извиваясь на веревке, яростно замычал, пытаясь что-то объяснить. Только его уже никто не слушал. А удары сыпались один за другим...
– ...Так ты будешь говорить или нет?! – опять закричал курильщик.
– Мужики, поймите, я... – Мишка плакал. От бессилия, от переполняющей его жалости к себе самому. – Мужики!..
Он был настолько напуган, что даже не пытался соврать и тем самым дать себе небольшую передышку – от всей души старался говорить одну только правду. Беда была в том, что эта правда не нужна была его палачам. Ему просто не верили.
– Мужики поле пашут, – мрачно сообщил курильщик. Пришлепнув пластырь на место, он раздавил окурок на голой Мишкиной груди и, отвернувшись, бросил своему полуголому напарнику: – Поехали дальше!
– Давай отойдем... – предложил тот.
Они отошли в дальний угол комнаты, и тот, что до этого поработал плетью, сказал:
– Знаешь, а сдается мне, что этот в натуре не при делах...
– Никитич сказал... – начал было курильщик, но полуголый перебил его:
– Никитич не бог... Он и ошибиться мог... Ты как хочешь, а я лучше туда пойду... – Он качнул подбородком в сторону двери.
– Ты думаешь, там еще что-то осталось? – презрительно скривил губы курильщик. – Стерли уже все по самое не могу!
– Посмотрим! – Полуголый бросил плеть на пол и вышел из комнаты.
Курильщик посмотрел ему вслед, поднял плеть и подошел к Мишке:
– Ну что?.. Продолжим?..
8
В соседней комнате все еще продолжали насиловать Гальку. Девушка уже не могла ни кричать, ни стонать, ни даже двигаться. Безучастная ко всему, она смотрела в потолок и кусала губы. А бандиты отрывались по полной программе, вертели ее и так и этак, пристраиваясь и по двое, и по трое... Их переполняло возбуждение...
И не то чтобы она была сногсшибательной красавицей... В другое время и в другом месте, ну, где-нибудь в приличном кабаке, никто из них и внимания бы на нее не обратил. 'Чушка деревенская' – высшая оценка, которую она бы у них заслужила...
Но сейчас их возбуждало ощущение вседозволенности. Они прекрасно знали – из этого подвала ведет только одна дорога. Еще глубже... В могилу. Их жертва уже никому и ничего не сможет рассказать. И вот это чувство безнаказанности пьянило их крепче любого вина, заставляя браться за истерзанное девичье тело раз за разом, воплощая в жизнь свои самые гнусные и изощренные желания.
Глава 11
1
