головой…
— Вот насчет «вниз головой» — это верно. Только так и можно такое выдумать!
— А ты выдумаешь? Ты и задания-то у других списываешь.
— Полегче!
— Ты сам не толкайся!
— Товарищи, дайте пройти профессору Гвоздеву.
— Семен Гаврилович! А как вы на это смотрите?
— Простите, товарищи, спешу, спешу. О вас же надо заботиться. А доклада не слышал, ничего сказать не могу. Простите, дайте пройти…
После перерыва первым в прениях выступил инженер завода Милевский.
Студенческая аудитория была накалена. На доклад, оказывается, даже с завода пришли!
Лев Янович, сытый, солидный, некоторое время постоял на кафедре, как бы давая всем на себя посмотреть, потом начал проникновенным голосом:
— Дорогие товарищи, коллеги, друзья! Я не хочу касаться проблемы международных отношений. Мне кажется, что найдутся более компетентные товарищи, партийные или из комсомола, которые дадут всему докладу надлежащую оценку. Я коснусь только технической стороны. Однажды кто-то предложил вздорную идею просверлить земной шар насквозь, проложить туннель-скважину к антиподам, к американцам, скажем, из Светлорецка куда-нибудь в Сиэтль. По мысли шутника или безумца, вагон должен был, все ускоряя движение, падать до центра земли, а потом взлетать до ее поверхности в силу инерции, плавно теряя скорость. Любопытнейший проектик!
— Никто тут такого проекта не предлагает. Ближе к делу! — крикнул кто-то из толпы около дверей.
Милевский поморщился:
— Думаю, что проект моста через Северный полюс принадлежит к числу подобных же гримас мозга.
Аудитория зашумела:
— Доказательства! Опровергайте по существу!
— С технической точки зрения, — громко начал Милевский, — проект Арктического моста не выдерживает никакой критики. Нарисовать перевернутый цепной мост, может быть, красиво или забавно, но другое дело — опустить на дно восемь тысяч якорей на стальных тросах, что практически сделать невозможно. Напомню, что глубины там достигают пяти и более тысяч метров! А сама труба? Советским людям с немалым трудом удалось в свое время высадить героев-полярников на дрейфующие ледяные поля Северного полюса. А здесь нам придется пройти всю трассу по льдам, взрывать их, спускать в полыньи трубы… А как доставить их на Северный полюс? Автор проекта рассуждал тут о пятнадцати миллионах тонн металла. Да ведь это же немалая доля годовой продукции всей советской металлургии. Значат, все закрыть, все остановить чуть ли не на год и отдать металл для потопления в Ледовитом океане?
— А морской телеграфный кабель, по-вашему, тоже топят в океане? — снова прервал оратора неизвестный оппонент. — Мост перебросить можно даже через пропасть!
Милевский взглянул было на председательствующего студента, но тот, видимо, считал реплики в дискуссии допустимыми.
— А как выправить мост, будь он построен? — раздраженно продолжал Милевский. — Как протянуть его по линеечке, которой пользуется при черчении студент-первокурсник, подающий здесь реплики?
Студенты в дверях расступились, оглянулись. Послышался смех.
Лев Янович был доволен. Ему показалось, что студенты рассмеялись его остроте.
— А вибрация? — повысил он голос. — А подводные течения? Они будут тащить одну часть трубы в одну сторону, а другую — в другую. Жалкая железная соломинка переломится в глубине океана, погубив неисчислимые человеческие труды… А как беззащитно, уязвимо будет подобное сооружение! При первом же накале международных отношений туннель будет взорван бомбой или миной, затоплен, безвозвратно уничтожен, и все пятнадцать миллионов тонн металла, миллион тонн стальных канатов, все поезда, пассажиры и обслуживающий персонал, все двадцать миллиардов рублей будут похоронены на дне! Все нелепо, все! Наивно до смешного! Давайте посмеемся. И не будем создавать «орден рыцарей затонувшего туннеля».
Никто не смеялся.
Лев Янович кончил и, печальный, торжественный, сошел с кафедры Большой аудитории. Слушатели молча переглядывались. Кое-кто улыбался, некоторые осторожно оборачивались к Андрею, который сидел с краю в одном из задних рядов.
Лев Янович Милевский не мог прийти в себя от возбуждения. Ему явно было не по себе, он морщился, ерзал и все время оглядывался вокруг. Он ушел сразу же после объявленного перерыва, не дождавшись других выступлений.
Через полчаса Лев Янович галантно прикладывался к ручке Терезы Сергеевны:
— У себя ли Степан Григорьевич? Нельзя ли к нему по важнейшему делу?
— У всех, положительно у всех срочно! Неужели и ваша рационализация тоже такая срочная? — устало спросила Тереза Сергеевна.
— Если бы только одна рационализация! — вздохнул Лев Янович и, нагнувшись к ее свисающей почти до плеча серьге, шепнул: — Личное… семейное… Степана Григорьевича…
Тереза Сергеевна молча поднялась и провела Льва Яновича в кабинет.
Вернувшись, она загородила грудью дорогу начальнику мартеновского цеха, высокому кудрявому красавцу, обычно проходившему к главному инженеру без препятствий.
— Простите, Степан Григорьевич просил позже. Он сейчас говорит с Москвой… — И она осталась стоять у двери.
Корнев взволнованно ходил по кабинету.
— Мальчишка! Сумасшедший! — сквозь зубы бросал он.
— Он компрометирует вас, Степан Григорьевич! — проникновенно говорил Милевский. — Именно о вас я сразу подумал. Мечтать о связях с враждебной социализму Америкой! Это неслыханно, Степан Григорьевич! У меня остановилось сердце. Что будет, если узнают в журналистских кругах?
— Это же в самом деле глупо! Глупо и вредно! Вредно и опасно! — с сердцем сказал Степан.
Открылась дверь, и заглянула Тереза Сергеевна:
— Степан Григорьевич, возьмите трубку.
— Я, кажется, просил… — зло обернулся к ней Степан.
Тереза Сергеевна многозначительно опустила глаза:
— Из райкома…
Лев Янович схватился за голову и отвернулся.
Похолодевшей рукой Степан взял трубку:
— Корнев. Слушаю. Хорошо. На бюро райкома? Когда? Буду. Есть. Привет.
Милевский почтительно попятился к двери.
— Надеюсь… не по этому поводу, — пробормотал он.
Степан Григорьевич даже не взглянул на него.
— Какой дурак! Какой Андрюшка дурак! — тихо проговорил он.
Дверь за Милевским закрылась. Тереза Сергеевна шестым секретарским чувством поняла, что к Степану Григорьевичу никого пускать нельзя.
Степан думал. Дело может обернуться самым неприятным образом, Андрей перешел все разумные пределы. Идея его — нелепица. Каждому ясно, что к ней нельзя отнестись серьезно. Но, оказывается, серьезно отнестись надо, потому что идея стала поводом для необдуманного общегородского доклада, по существу, очень ошибочного! Как на это еще посмотрят… И если в райкоме уже знают, если на бюро хоть краешком заденут этот вопрос, то Гвоздев тотчас заявит, что это по просьбе Степана он принял в институт младшего брата Корнева. Всем станет очевидно, что Степан должен отвечать за действия Андрея. Притупление бдительности коммуниста Степана Корнева!
Степан стал расхаживать от окна к окну, поглядывая на заводской двор, где бегал паровозик-«кукушка», гремели сцепки вагонов, тяжело пыхтел компрессор, визжала дисковая пила в прокатке…
Вошла Тереза Сергеевна:
