Я смотрю, как люди старательно красят оконные рамы в своих жилищах, подбирают в магазинах обои, бережно обняв руками, вносят в подъезды купленную сантехнику. Словом, каждый по мере сил украшает и улучшает свой быт, делает его уютным и удобным.
Кто компенсирует потерю всего этого в случае войны? И поддаётся ли это вообще какой-либо компенсации?
Мы привыкли к кинокадрам неслыханных разрушений во время Второй мировой войны. И войны прошлого почему-то воспринимаются куда как более гуманными и какими-то игрушечными. Может быть, благодаря тем же кинематографистам и писателям, романтизирующим ушедшие эпохи? Может быть потому, что раньше бедствия людей во время войн считались само собой разумеющимися и им не уделялось достаточно внимания? А может, последняя война затмила собой и обесценила все предыдущие? И в результате мы представляем нарядных мушкетёров, переполненные трактиры, аккуратные домики, флиртующих барышень. Каждый занимается своим делом: армии воюют, население трудится.
Но людям прошлого так не казалось. Чтобы понять это, достаточно заглянуть в документы тех времён. Хотя бы о ходе Тридцатилетней войны.
«…Магдебург лежит в грудах пепла, Висмар представляет собой кучу камней, Нюрнберг в смертельной нужде… Население Чехии, в 1618 году достигавшее 3 млн. человек, сократилось к концу войны до 780 тысяч. Из 34 700 чешских деревень сохранилось всего 6000. В Саксонии за два года шведской войны, с 1630 по 1632 год, убыль населения составила 934 000 человек.
В Виттенбергском округе Саксонии на 74 кв. км приходилось 343 брошенных поселения. В Пфальце из полумиллиона жителей в 1618 году к концу войны осталось 48 000. В Вюртемберге ещё в 1634 году насчитывалось 313 000 человек, а к 1645-му осталось всего 65 000.
Шведский генерал Пфуль похвалялся тем, что самолично сжёг 800 (!) деревень.
Спутниками войны были голод и болезни, уносившие множество жизней.
В 1632 году у стен Нюрнберга встретились силы Густава-Адольфа и Валленштейна, и это стоило городу 1 800 000 гульденов. Через год уже невозможно было откупиться от войны, бушевавшей вокруг города. В хрониках говорится, что в 1633 году в Нюрнберге скончалось 1300 супружеских пар, и ещё 1840 покойников догнивали в своих жилищах, оставшись непохороненными. В 1634 году умерло ещё 10 000 горожан.
К концу войны в Кёльне из 60 000 жителей осталось 25 000 человек, Аугсбурге из 80 000 — 16 000. На восстановление таких потерь потребовались столетия. Например, в Геннебергском округе Тюрингии лишь в 1849 году количество семейств сравнялось с переписью 1634 года. Через двести лет.
В Ганновере шведы вырубили леса, распродав корабельный материал в Голландии и Бремене. Зато в обезлюдевшей Саксонии зашумели дремучие леса с дикими зверями, нападавшими на редких крестьян. (После войны курфюрст Иоганн Георг Саксонский на своих охотах лично застрелил 3500 волков и 200 медведей и обложил своих уцелевших подданных „волчьим налогом“.)
Обезлюдение достигло таких размеров, что во Франконии католическая церковь обязывала крестьян иметь двух жён.
В отчёте берлинской городской думы за 1640 год говорилось: „Дел нет, нечем жить! Бывает, что на расстоянии целых четырёх миль пути не встретишь ни человека, ни скотины, ни собаки, ни кошки. Ни пастухам, ни школьным учителям больше не платят. Многие утопились, удавились или зарезались. Другие с жёнами и детьми пропадают в нищете…“ И это было написано ещё за восемь лет до окончания войны!»
Меня интересует вопрос: когда любители исторической миниатюры, мурлыча под нос военные марши, раскрашивают в пёстрые цвета фигурки мушкетёров и рейтаров, представляют ли они обстановку, окружающую их пластмассовых персонажей? На мили вокруг — угли пожарищ и вездесущий запах трупного тления. Одичавшая собака несёт в зубах полуобглоданную человеческую ногу. В заброшенных жилищах лежат непогребённые тела. На заросшем бурьяном пшеничном поле белеют лошадиные кости. Из леса доносится многоголосый вой волков…
Я сам занимаюсь макетированием батальных сцен и стараюсь в них донести эту атмосферу запустения и смерти. Стена дома рухнула от попадания бомбы. Ветер как бы треплет занавески с весёлым рисунком через выбитое окно. В углу комнаты стоит детская кроватка, полузасыпанная обвалившейся штукатуркой. Створки шкафа распахнуты, и из него выброшены женские платья, шляпки, платки. Со страниц семейного альбома смотрят фотографии мирной жизни: улыбающиеся лица, пикники за городом, весёлые застолья — память о счастливых днях. Чья-то жизнь, чья-то судьба, чья-то любовь. Осколки посуды. Исхудавшая, жалобно кричащая кошка на ступенях лестницы.
Весь макет — микроскопический фрагмент войны. Сколько этих фрагментов? Посмотрите на карту Европы.
Я хочу привести длинный и «скучный» список имущественных потерь только Советского Союза за годы Великой Отечественной войны.
В нём не учтены потери от снижения национального дохода из-за прекращения или сокращения работы. В нём нет стоимости конфискованных оккупантами предметов продовольствия и снабжения, нет военных расходов, нет потерь от замедления темпов общего хозяйственного развития страны и пр., пр., пр.
И тем не менее, чем больше раз перечитываешь этот список, вдумываешься в то, что стоит за этими бесстрастными строчками и числами со многими нулями, тем больше осознаёшь масштаб бедствий.
Это невозможно увидеть всё сразу или представить, закрыв глаза. Это выражается только цифрами, которыми исписаны страницы документов.
За 1941–1945 гг. было полностью или частично уничтожено и разграблено:
— 32 000 промышленных предприятия;
— 98 000 колхозов;
— 1876 совхозов;
— 2890 машино-тракторных станций;
— 216 700 магазинов, столовых, ресторанов и других торговых предприятий;
— 4100 железнодорожных станций;
— 36 000 предприятий связи;
— 6000 больниц;
— 33 000 поликлиник, диспансеров и амбулаторий;
— 976 санаториев;
— 656 домов отдыха;
— 82 000 начальных и средних школ;
— 1520 средних специальных учебных заведений;
— 334 вуза;
— 427 музеев;
— 43 000 библиотек;
— 167 театров.
Разрушено, уничтожено и похищено:
— 175 000 металлорежущих станков;
— 34 000 молотов и прессов;
— 2700 вырубовых машин;
— 15 000 отбойных молотков;
— 5 млн. кВт мощностей электростанций;
— 62 доменные печи;
— 213 мартеновских печей;
— 45 000 ткацких станков;
— 3 млн. прядильных веретён.
В сельском хозяйстве было разграблено или уничтожено:
— 7 млн. лошадей;
— 17 млн. голов крупного рогатого скота;
— 20 млн. свиней;
— 27 млн. овец и коз;
— 116 млн. голов домашней птицы;
