«1) Оружие вынимается только в случае, если угрожает опасность.
2) Обращение с арестованными и семьями их должно быть самое вежливое, никакие нравоучения и окрики недопустимы.
3) Ответственность за обыск и поведение падает на всех из наряда.
4) Угрозы револьвером и вообще каким бы то ни было оружием недопустимы.
Виновные в нарушении данной инструкции подвергаются аресту до трёх месяцев, удалению из комиссии и высылке из Москвы».
Генерал П.А. Краснов, давший подписку не воевать против советской власти (и нарушивший потом своё офицерское слово чести), был сразу отпущен из Петрограда.
Революция, овеянная романтикой!
Но не надо думать, что революционеры были такими уж добренькими. Просто действовали аккуратно, дипломатично, подчёркнуто корректно, дабы не давать поводов к озлоблению недовольных. Не осложнять себе жизнь.
Но это продолжалось недолго.
Начавшись, война стала диктовать свои условия. Дикие, жестокие, безумные.
Один из руководителей Учредительного собрания, В.К. Вольский, признавал позднее: «Мы подняли кровавое знамя гражданской войны. Комитет действовал диктаторски. И на нас много крови». С ним был согласен Р. Локкарт, английский дипломат: «В гражданской войне немало повинны и союзники… Мы содействовали усилению террора и увеличению кровопролития».
В январе 1918 года есаул Г.М. Семёнов, провозгласивший себя атаманом Забайкальского казачьего войска и сформировавший из казаков и китайцев-хунхузов «особый маньчжурский отряд», совершил нападение на станцию Маньчжурия. «Здесь Семёнов со своей бандой перепорол нагайками десятки жителей, захватил и замучил ряд советских активистов. Трупы убитых членов Совета семёновцы в запломбированном вагоне отправили в Читу, в адрес Совета рабочих и солдатских депутатов».
Есаул И.П. Калмыков был избран атаманом Уссурийского казачьего войска. Участник американской интервенции на Дальнем Востоке и в Сибири генерал-майор Уильям Грэвс писал впоследствии: «Калмыков был самым отъявленным негодяем, которого я когда-либо встречал, и я серьёзно думаю, что если внимательно перелистать энциклопедический словарь и посмотреть все слова, определяющие различного рода преступления, то вряд ли можно будет найти такое преступление, которое бы Калмыков не совершил… Там, где Семёнов приказывал другим убивать, Калмыков убивал собственной рукой, и в этом заключается разница между Калмыковым и Семёновым».
И тогда в «Очередных задачах Советской власти» Лениным было указано: «Диктатура есть железная власть, революционно-смелая и быстрая, беспощадная в подавлении как эксплуататоров, так и хулиганов. А наша власть — непомерно мягкая, сплошь и рядом больше похожая на кисель, чем на железо… Всякая слабость, всякие колебания, всякое сентиментальничанье в этом отношении было бы величайшим преступлением перед социализмом».
И начались расстрелы, расстрелы, расстрелы… От шпионов и контрреволюционеров до скупщиков оружия, саботажников и «прочих паразитов».
В тот период анархисты, тоже считая себя революционерами, вели свои «экспроприации, реквизиции и конфискации». По-своему. Так, руководитель анархистской группы «Граком» Лапшин-Липкович лично скальпировал несчастных буржуа и поливал рану одеколоном, вырывая признание, где спрятаны деньги. А в условиях смутного времени, когда рухнули все понятия о добре и зле, обычному обывателю трудно отличить идейного революционера от бандита.
Поэтому обвинения в жестоком обращении автоматически предъявлялись новым властям.
Заместитель председателя ВЧК Я. Петерс так объяснил причины применения расстрелов: «Вопрос о смертной казни с самого начала нашей деятельности поднимался в нашей среде, и в течение нескольких месяцев после долгого обсуждения этого вопроса смертную казнь мы отклоняли как средство борьбы с врагами. Но бандитизм развивался с ужасающей быстротой и принимал слишком угрожающие размеры. К тому же, как мы убедились, около 70 % наиболее серьёзных нападений и грабежей совершались интеллигентными лицами, в большинстве бывшими офицерами. Эти обстоятельства заставили нас в конце концов решить, что применение смертной казни неизбежно…»
После того как ВЧК начала применять меру внесудебной репрессии — расстрел на месте, она стала органом непосредственной расправы.
А на V съезде Советов Ленин признал: «Нет, революционер, который не хочет лицемерить, не может отказаться от смертной казни. Не было ни одной революции и эпохи гражданской войны, в которых не было бы расстрелов».
Но даже после убийства В. Володарского, когда толпы рабочих готовы были ответить врагам революции их же оружием — террором, петроградские партийные и советские органы сумели их сдержать.
Узнав об этом, Ленин написал 26 июня Зиновьеву:
«Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали.
Протестую решительно!
Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.
Это не-воз-мож-но!
Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров…»
Л. Троцкий в своём выступлении извлёк на свет древний принцип: «Устрашение является могущественным средством политики, и надо быть лицемерным ханжой, чтобы этого не понимать!»
Этот принцип был одинаково использован обеими сторонами.
Во время мятежа в Ярославле свыше двухсот советских активистов были доставлены на «баржу смерти», стоявшую посреди Волги, и обречены на голод. К моменту освобождения половина из них были мертвы.
Участник революции на Дону А.А. Френкель рассказывал: «В хуторе Пономарево, куда привели наших товарищей, их выводили в одном нижнем белье по 20 человек к яме. Расстреливали их по 8 человек. 12, стоя в одном и том же ряду, ждали очереди. Некоторые не выдерживали и падали живыми в яму, их пристреливали…»
Генерал Краснов (тот самый, которого под честное слово отпустили из Петрограда) при наступлении на Царицын, в Юзовке, отдал приказ: «1. Рабочих арестовывать запрещаю, а приказываю расстреливать или вешать… 2. Приказываю всех арестованных рабочих повесить на главной улице и не снимать три дня…»
Поощряемая вождями ярость нашла благоприятную почву в дезориентированных и распалённых зрелищами жестоких расправ массах, хотя в первое время злодеяний ещё стеснялись, следы преступлений пытались скрыть.
После расстрела 26 бакинских комиссаров, начальник штаба английских оккупационных войск в Ашхабаде капитан Р. Тиг-Джонс обещал эсерам, чтобы снять с них ответственность за расстрел, выдать удостоверение об отправке всех расстрелянных в Индию и об их смерти там. Капитан был готов представить какое угодно медицинское свидетельство. Разумеется, фальшивое.
Во все времена тела казнённых старались спрятать или уничтожить. Они сжигались поистине «в промышленных объёмах» в крематориях и просто во рвах, обложенные дровами и облитые бензином, закапывались в траншеях бульдозерами, сбрасывались с вертолётов в океан, взрывались гранатами и даже растворялись в кислоте.
Процитирую очевидца этого, последнего, способа.
«Помещение с бассейном 5 x 5 метров, окружённое оградой из кованого железа. Цемент в бассейне был тёмным. Над заполнявшей его прозрачной жидкостью стоял пар. Это была кислота. Я увидел останки, плавающие на поверхности, и офицер сказал: „Вот этого растворили два часа назад“. Он объяснил мне, что
